- Как тебе имя Уилберфорт? Сегодня я определённо чувствую себя Уилберфортом... Пожалуй, Фарр. Уилберфорт Фарр. Так и назовусь. Сможешь называть меня сразу Уиллом, Берти, Форти и Эй-как-тебя-там.
Новоиспечённый Уилберфорт заметил, что его поплавок клюёт, замысловато присвистнул и ловко подсёк. Улов выдался богатым - мужской котелок с муаровой лентой. Такую удачу непременно следовало отметить парой шаманских па - после чего Уилберфорт вернулся к насиженной черепице и снова забросил удочку.
Двое сидели на крыше, поплёвывали вниз и занимались взиманием шляпного налога на рассеянность. Не один гуляка, пройдясь по улице Мят-Перемят, обнаруживал пропажу головного убора - но никто не мог взять в толк, что случилось.
Погода располагала к чему угодно, но не к обыденности. Хотелось странного: сбежать с бродячим цирком и прославиться как непревзойдённый дрессировщик бакенбард, сварить манную кашу из одних комочков, а потом героически её съесть, заняться франчайзингом. Впрочем, всего этого Уилберфорту хотелось при любом настроении ртутного столба.
Ещё хотелось прервать пару-тройку жизней. Радостный Жнец тоже имеет право на работу.
- Как тяжко быть пушечным ядром в кармане стрелка, предпочитающего револьверы! - глубокомысленно вздохнул Смерть. Он не упомянул, что пушечное ядро в кармане стрелка намекает сразу на несколько нюансов. Во-первых, на определённую креативность портного, который шьёт одежду с просто бездонными карманами. Во-вторых, на не такую уж мастерскую стрельбу из револьвера. В-третьих, на проблемы с мафией, а значит, и с холодной речной водой, что заполняет лёгкие стрелка, пока он, с пушечным ядром в огромном кармане, стремительно опускается ко дну.
Смерть может позволить себе непродуманность метафор - ибо кто его подловит?
Никто, в том и дело. Но Всадник Апокалипсиса всё равно оставался слишком крупной фигурой, чтобы пресекать жизненные нити как заурядная городская смерть. Да и территория была чужая. Поговаривали, правда, что этот городок, Виспершир, скоро может быть уничтожен как потенциальная угроза всему миру, ну да это когда ещё.
А пока - рыбалка, скука и зависть к городскому жнецу.
- Слушай, Винни... - Уилберфорт произнёс это так, что пара ближайших голубей вспомнила о срочных делах и тяжело вспорхнула с конька крыши. Мало ли - утюг забыли выключить, когда пёрышки разглаживали, про птичье молоко на плите забыли. - А у тебя же есть выходы на нашего местного коллегу? Может, попросишь у него одного смертного, а? Точно! - Смерть в воодушевлении взмахнул удочкой - крючок с пойманным на него рыжим париком взрезал воздух. - О! Щекундощку... - он сунул пятерню в рот и принялся там ковыряться. Тихий треск, лёгкая гримаса - быстро сменившаяся щербатой улыбкой. Уиллберфорт сунул приятелю мокрый, ещё тёплый зуб - Он вроде как коллекционирует всякие вещи, связанные со Всадниками. Может, купится.
Проводив Винни тычком лба промеж лопаток, он снова плюхнулся на черепицу и принялся ладить на крючок приманку - комок пожёванной жвачки. Тут его осенило, он вскочил и крикнул вслед подельнику:
- Но это, если Иероним и так согласится, тащи зуб обратно! Мы с ним очень любим открывать пивные бутылки!

Реки устраивали забастовки и отказывались впадать в океаны. Полчища раков решительно направлялись покорять вершины гор, потрясая свистками. Миссис Уайтхолл по огромному секрету, именем детей заставив поклясться хранить тайну, сообщила миссис Брауни, что ночью к соседке приходил цыган, - и об этом не узнала вся округа.
Все законы вселенной были нарушены, ибо Смерть опаздывал на рандеву.
Костяные пятки стучали по асфальту, небрежно наброшенная мантия Жнеца развевалась по ветру. Плохо рассчитанный поворот - и острая коса прошла сквозь припаркованный "Жук". Внешне это метафизическое столкновение никак не сказалось на автомобиле, но в его нутре произошёл обширный инфаркт миокарда.
Невидимый, неслышимый, матерящийся, как сапожник сороконожки, Смерть нёсся на столь вожделенный заказ и безбожно опаздывал.
Лишённые плоти пальцы сжимали наряд и прилагающееся к нему краткое досье.
Мелвин Тодд, тридцать два года. Смерть в результате несчастного случая: мыльная пена, гладкий кафель, удар головой об угол стола.
Для штатной смерти - рутина. Для Всадника, что получает возможность разгуляться только при стирании с лица Земли какой-нибудь Отклантиды (за излишнее раболепие её жителей и досадную привычку уходить в разгаре вечеринки), - редчайшая удача.

Он бежал, он торопился. Он опоздал. В распахнутую дверь он ворвался спустя две минуты после указанного в наряде времени. Но не застал распростёршегося тела (брюнет, серо-карие глаза, особые приметы: Мелвин Тодд), а увидел только активно шурудящих в квартире здоровяков. Им смерть не грозила, они гостей не заметили.
- Фух! - Смерть рухнул на табурет и принялся обмахиваться краем мантии, то и дело бесстыдно оголяя коленные суставы. - Эй... этот... Мелвин... ухххх! Ты если жив, не умирай пока. Я сейчас отдышусь и ага. В лучшем виде.

Отредактировано Charlie Corpseland (16.09.13 22:13:53)

Тяжелые капли душевой воды накапливались на кончике носа, волосах и прочих слабо выдающихся вперед частях тела Мелвина. С громким «плюх» капли падали на то, что из себя представлял пол шкафа. Сам Мелвин весь сжался и скрючился от холода. Он забился в шкаф, как окорок забивается в самый дальний угол холодильника, отказываясь выходить прежде, чем вода для бульона достигнет определенной температуры.
Из темноты выступила лошадь, назовем ее конем. Точнее, конь никуда не выступал – он просто стоял здесь и смотрел на Мелвина, весь такой в огурцах. Да-да, Мелвин, как специалист по животным, в таких вещах разбирался: есть кони в яблоках, кони серые, кони смелые, а этот стоял с огурцами, держа в копыте початую банку. Мелвин никогда не догадывался, что кони способны на такие телодвижения.
Только подумайте – не в первый раз по этому дому разгуливал конь. Есть история, после которой некоторых жительниц Виспершира стали не обнадеживать, а пугать принцем на белом коне… но то было в прошлом. И Мелвин бы еще смог пережить появление другого жеребца в щедрых недрах собственной жилплощади (пусть с банкой огурцов! пусть в шкафу!), если бы тот не заговорил.
Под заливистое ржание Мелвин широко моргнул три раза подряд. Это как-то помогло ему принять абсурд происходящего.
Конь тем временем распахнул шкаф. Мелвин уставился на человека, сидящего на табурете. Человеком его можно было назвать с большой натяжкой, хорошим пространственным мышлением и преступным отступлением от законов анатомии (если таковая вообще имеет эти свои законы). Это был скелет. Нет, не те тощие люди, которые питаются дюссельдорфской капустой, ежевичным соком и бегают каждое утро, вызывая ненависть уличных собак, дворников и противников здорового образа жизни. Перед Мелвином был настоящий скелет – темная мантия просвечивает сквозь ребра, весь суповой набор Веселого Доджера на месте – в общем, все, как в сказках рассказывали.
– Ооо… - глубокомысленно протянул Мелвин.
Почему-то мысль о том, что это может быть галлюцинацией, даже не думала о возможности появиться в его голове. А вот мысль «не упасть ли мне в обморок» обозначилась в плане на день.
Одновременно с этим два грабителя, увлеченно перерывавшие коробки с крупой, хлопьями и средством для очистки попугаичьих перьев, прервали свое занятие, чтоб с ужасом взглянуть на голого хозяина в шкафу. Или хозяина шкафа. Мелвин знал, что его обнаженная натура эффектна, но чтоб настолько… Коробки еще некоторое время висели в воздухе, не успев сообразить, что их уже отпустили. В воздухе мелькнули и скрылись кружевные наконечники чулок.
– Эй, парни… Ребята, не уходите! Не бросайте меня!.. – вяло воскликнул Мелвин и замер посреди комнаты.
Уперев руки в бока, он уставился сначала на скелет, потом на лошадь. Поскольку сверлить взглядом приходилось двоих за раз, угрюмость и воинственность пострадали качеством. Впрочем, сложно выглядеть воинственным, когда на тебе из одежды только пена с запахом лаванды, да и та ошметками сползает на кафель.
Мелвин нервно почесал маковку (она не чесалась, однако он решил, что в его жизни наступил тот момент, когда это уже не имеет значения).
– Может, чаю? – законы гостеприимства не раз выручали попавших в затруднительное положение. – Вы с чем будете? С мятой, малиной, бергамотом, крапивой, желтой смородиной, я-слишком-молод-чтобы-умирать.
Мелвин наконец закутался в фартук с веселой надписью «Поцелуй-ка повара». Все пять стадий принятия он пережил разом:
- Ты не можешь быть смертью. – Тощий палец очертил круг от костлявого к коню.
- Тысяча крокодилов, я ведь не заслужил этого! – чайная кружка полетела в стену и отскочила, не разбившись.
- Дайте мне еще немного времени – год там, два-восемь, я все дела в порядок приведу – а потом за милу душу, чессн слово! – Мелвин растянул губы в улыбку, которую он называл обаятельной, а всё здравомыслящее человечество – акульей. Именно с такой улыбкой на полотнах каких-нибудь известных художников духи зла подначивают поставить подпись кровью. Со злом, конечно, вопрос мутный, но вот к состоянию духа Мелвин сейчас был очень близок.
- О нееет! – он упал на колени и патетично воздел руки к потолку, но уже через секунду поднялся со словами: – А впрочем, я прожил интересную жизнь.
И тут же, не останавливаясь на достигнутом, Мелвин изобрел шестую стадию – разговор. Тем более что чай был готов. Он разлил его по чашкам, с сомнением посмотрел на коня и подвинул тому блюдце.
- Всегда представлял смерть несколько иначе. Я думал, будет больше блесток и лака для волос. Нет, не пойми неправильно: я понимаю, что классика – она и в загробном мире классика, просто я надеялся, что у вас к клиентам этот… как его… а, индивидуальный подход! Кстати, я заметил, что ты ко мне с питомцем пришел. У меня есть отличные лошадиные шампуни, мази от подковных мозолей и уздечки со стразами.
Мелвин шумно отхлебнул чай – чашку он держал, оттопырив мизинчик. Смерть-смертью, а случая продать что-нибудь из закромов «Кавабунги!» он не упустит.

Отредактировано Melvin Todd (01.10.13 17:57:38)

Мизинец был вкусным. Почти как дверной молоток - медный, с патиной, для пущей изысканности политый кленовым сиропом. С той лишь разницей, что дверь не упиралась в плечо едока коленом и не вырывалась изо рта.
Еда с характером, ничего не скажешь.
Усилие, приложенное Мелвином, отбросило Смерть хребтом на подоконник. Будь он менее могущественной антропоморфной персонификацией, умер бы как пить дать. Но обошлось. Только позвонки хрустнули, да на глянцевой краске подоконника остался след. "Когда-нибудь, - подумал Уилберфорт с ноткой торжественности в голосе, - к этому окну будут совершаться паломничества. Здесь мне станут приносить в жертву яства из металлолома. Здесь начнут разгуливать мои подражатели, и я смогу иногда навещать их. Потрясающе! Меня будет много!"
Ещё раз полюбовавшись на глубокую щербину, он не удержался от того, чтоб поковырять её пальцем. Теперь выглядело так, будто знаменитый Всадник Апокалипсиса был не просто скелетом, но и обладал внушительным спинным гребнем.
Уилберфорт остался доволен.
В этом умиротворённом настроении он без споров показал документы и был даже готов предъявить свой идентифицирующий отпечаток фаланги. Но не удалось, равно как и примериться к соблазнительному указательному пальцу, который Мелвин решил продемонстрировать вместо мизинца. Господин Тодд очень заспешил за уздечками. Ужасно предупредительный почти-мертвец. Ещё помер бы как полагается - цены бы ему не было.
- Крутое платьице, - хмыкнул Смерть, оценив продолжающиеся лошадиные пляски в пончо. Каким он только не видал своего друга: демоном, конём всадника Апокалипсиса, в человеческой форме, в истинной, в бассейне, в затруднительном положении, на вершине башни, в шкафу, в засаде из трёх горсточек травы. Так что резкая смена гендерного месседжа не могла его напугать. - Слушай, а дело-то налаживается. Платьем обзавелись, чаю попили, щас уздечку раздобудем... - в коридоре хлопнула дверь. Фарр облизал ложечку и меланхолично зажевал её. - Теперь осталось только поймать нашего клиента.

Особые смертечувствительные фильтры, может, и сумели бы запечатлеть дивное зрелище, что посетило Виспершир в тот день. По городу крупными скачками несся конь в развевающемся пончо цвета шизофрении. За шею коня держалась фигура в чёрном и болтала ногами, отчего в дробь копыт вплетался сухой костяной перестук, больше всего напоминающий боевую песнь кастаньет. Конь и всадник то и дело зацеплялись за фонари, застревали на балконах, увидев поразительно аппетитную герань (причём не всегда инициатором краткого перекуса был конь), ориентировались по столовым приборам и кредитной карте, путались при полном отсутствии сосен и получали дичайшее удовольствие.
Видел бы их городской смерть, Иероним, - сделал бы себе харакири собственной косой. А может, уже и увидел, бедняга, поэтому дебоширам никто не мешал.
И длилось это безудержное сумасшествие до тех пор, пока острый глаз Уилберфорта не заприметил выходящую из здания вокзала девушку полуженского возраста. Она зачем-то поцеловала лист разукрашенной бумаги, прижала его на несколько секунд к груди и спрятала в сумочку. Стопку точно таких же листочков Смерть видел в квартире Мелвина Тодда. Это были знак, след и улика одновременно.
Стреножив коня (за три тысячи лет бытия Всадником Апокалипсиса он так и не понял, что значит это слово, но регулярно стреноживал), Смерть направил его вниз.
Под рёбрами нетерпеливо звякнули песочные часы с опустевшей верхней чашей: они тоже считали, что всё затянулось.

- Слушай, ну что за квантовый бессмертник нам попался? Может, он ждёт, чтоб мы были поактивней с ним и сделали первый шаг?
Уютно устроившись на затаскиваемом наверх рояле, Уилберфорт фыркнул в красное от натуги лицо грузчика. Соотнёс увиденную в его глазах долю ненависти ко всему миру, полному тяжёлых предметов на фоне недостатка алкоголя, с высотой лестницы и живучестью Мелвина. Подумал. И всё-таки сказал:
- Прах, друже, шарахни-ка вот этого трудягу предвестием смерти.
Итог был ожидаем. Испытав полный комплект предсмертных фантомных ощущений, грузчик переосмыслил ценности. В настоящий момент ему было гораздо важнее хвататься за сердце, чем держать рояль. А остальная бригада такого не ожидала.
И Смерть стал гордым музыкальным ковбоем.
- И-и-и-ха-а-а! - орал он, съезжая вниз по лестнице и еле цепляясь за гладкие края инструмента. Ступеньки вносили свою лепту в веселуху. - На тар-р-р-ран!!!
Наверное, не стоило предупреждать Тодда об опасности. Иначе бы ему точно была крышка. Рояльная.
Та самая, на которой за счёт чёрной мантии совсем потерялся некий Всадник.
- О, привет, парень! - заявил он, поднимая голову и щербато ухмыляясь. - Хочешь устроить нам экскурсию по окрестностям? Валяй. Ты ведь покажешь нам кладбище, правда?

То, с каким усердием скелет и говорящий конь преследовали Мелвина, могло говорить о двух вещах: либо смерти больше нечем заняться, либо феромоны в шампуне Мелвина сделали своё дело.
Он воззрился на две до боли знакомые фигуры поверх рояля. До боли – в прямом смысле: только что Мелвин прикусил себе губу. Спасительная монетка отправилась в карман. Пятерней Мелвин  поправил волосы - нет, не потому что его назвали лохматым, а так… Просто так.
- Привет, ребята, - без особого энтузиазма сказал он. –  О, конь, ты до сих пор в моем пончо… Ну конечно, я тебя понимаю. Невозможно быть несчастным в пончо.
Толика счастья не помешала бы и ему, и Мелвин предложил бы поменяться одеждой, но появление коня в пальто сделало бы ситуацию чуточку абсурдней.
- Берти, тебе никто не говорил, что у тебя улыбка Моны-с-Эскиза?
Мелвин печенками чувствовал, что больше всего на свете нуждается в альтернативном развитии событий, причем чем альтернативнее, тем лучше. Ему хотелось рассмеяться в лицо смерти; ему хотелось бегать по улицам Виспершира и, заходясь в экстатически-жизнерадостном припадке, распахивать перед прохожими пальто; ему хотелось жить, чувствовать и съесть булочку с вишневым джемом. Вместо этого он пятился.
Пятиться у Мелвина получалось лучше всего – любой рак, завидев такое мастерство, покраснел бы от стыда за свой непрофессионализм и добровольно сдал клешни: он бы принял решение сменить образ жизни, нашел себе раковину и стал бы устрицей. В общем, Мелвин начал потихоньку продвигаться назад с оформленной лишь в общих чертах идеей рвануть в открытые, широкие пространства. И все же остановился, отчасти потому, что недостойно мужчине бежать при таких обстоятельствах, отчасти потому, что бежать было некуда. Позади – подъезжает поезд, впереди – надвигается конь в пончо, и стоит серьезно подумать, кто из них выглядит более грозным. Свист паровозного гудка становился все ближе и ближе. Конь же так внимательно смотрел на Мелвина, что тому стало не по себе: у человека с нечистой совестью вырабатывается аллергия на серьезные, вдумчивые взгляды.
Поезд прибывал к перрону, об этом уверял уже не только роботоподобный голос из динамика, но и характерный нарастающий гул за спиной.
- А знаете, ведь мои шансы погибнуть в поезде очень малы. Может быть, вы дадите мне время увидеться со всеми знакомыми? Давайте устроим прощальную вечеринку!
Да! Отличная идея! Пусть радости и соблазны современного молодежного сообщества увлекут эту парочку в мир порока, разврата и бесплатной выпивки. Мелвин там никогда не бывал, но говорят, это весело. А еще говорят, что там можно пропасть – вот и ладно, всем будет лучше, если Берти выберет алкоголизм своей новой профессией.
Конь смотрел на Мелвина с таким усердием, что тот начал подозревать: кажется, от него тут ждут каких-то действий по отношению к поезду или, если быть точнее, к его колесам. Однако становиться ковриком для них Мелвин не собирался. Он будет бороться за свою жизнь! На этот счет у него в памяти всплыла прочитанная в одной из книг Гарольда фраза насчет того, что что-то там такое чему-то там ещё не помеха, и Мелвин, приободрившись, решил действовать.
Поезд между тем, не дождавшись инициативы со стороны длинного тощего парня на перроне, со скрипом, лязгом и всей гаммой звуков, соответствующих его размерам, затормозил.
Почему-то поезда редко останавливались в Виспершире. Порой они даже ускоряли ход, чтоб побыстрее миновать этот чудесный уголок вселенной. А если и останавливались, то делали это украдкой и быстро, словно совершали нечто постыдное, неприличное и не принятое в среде уважаемых поездов.
- Простите за сцену я врал! – заявил Мелвин без пауз и знаков препинания. – Хотите знать причину, по которой я все еще жив? Я всегда стою рядом с дверью!
Сказав, он развернулся и сиганул в только-только открывшуюся дверь поезда. Мелвин несся по вагонам, смешно размахивая руками и распугивая продавцов сладостей и маленьких детей вместе с родителям. Он бежал так, будто на его хвосте сидела адская гончая – и был недалек от истины. Возможно, при других обстоятельствах они с Берти и конем могли бы подружиться, но сейчас этому мешал тот факт, что при каждой встрече они хотели убить Мелвина. Он не очень ценил в людях и остальных существах это качество.
Сцепление между вагонами он проскакивал с проворством, достойным олимпийских гимнасток. Это был настоящий бег с препятствиями. На дистанции встречались: тележки с провизией (многочисленные), забытые сумки (напрасно), нерасторопные пассажиры (сами виноваты), кондуктор (одна штука). И только добежав до последнего вагона, Мелвин остановился: во-первых, бежать было некуда, во-вторых, он так запыхался, что сердце в его груди подпрыгивало с силой, способной расшатать два передних зуба.
Мелвин привалился к окошку и, схватившись за грудь, смотрел, как уменьшается висперширский вокзал. А еще гадал – умеет ли Смерть проходить сквозь стены?

Отредактировано Melvin Todd (20.10.13 12:39:27)

Упорные потуги Мелвина втянуть в себя воздуха больше, чем вмещала грудная клетка, завершились поражением, и он был вынужден отдышаться. Звон разбитого стекла и череп, появившийся в оконном проеме, нисколько не удивили его – наоборот, странным казалось, что Смерть пользуется ковбойскими приемами ведения переговоров. Берти протягивал что-то помятое и бумажное, уверяя, что оно не отравлено, но в памяти Мелвина ещё были свежи воспоминания о мокрых плитках, вооруженных грабителях и звонких роялях. Возможно, стоило сказать пару ласковых, но, как это обычно бывает, при особой необходимости эти ласковые как раз и не находятся.
- Твои губы шепчут «нет», а глаза говорят «да», - обозначил Мелвин свою позицию в вопросе с ядами и их широким применением в межличностном общении. Да и раз он назвал оскал черепа улыбкой, то почему бы не придумать этой улыбке губы, а черепу – глаза вместо двух брусничек?
По тому, как Мелвин вдруг воспрял духом, Берти мог бы догадаться, что его нисколько не огорчает участь всадника сорваться в пропасть и там же кануть в Лету: в вопросах жизни и смерти Мелвин придерживался мнения, что за косяк двери, ведущей в мир иной, нужно цепляться руками, ногами и зубами.
Но радостная улыбка на физиономии тут же сменилась тревогой, стоило Берти использовать слова «мост» и «осыпается» в одном предложении. Мелвин схватил письмо и яростно впился глазами в ровные строчки. Этот Иероним знал его второе имя – тайну, которую Мелвин не раскрывал никому, даже своим родителям.
Допустим, черный плащ у него уже был…
- Но это же все меняет! - время от времени восклицал он. А дочитав, еще и добавил: - Но я отказываюсь худеть! Скелет из меня никудышный. И можно вместо коня единорожку? И плащ с блестками!
Впрочем, погружение в мечты о том, как он будет кататься на единороге по радуге потустороннего задверья, пришлось прервать, иначе он бы по той же радуге проскакал единожды и на коне в пончо. Он – и еще огромное количество людей, что ехали на этом поезде. Винни пришлось бы несладко… Так что по сложившейся только что традиции Мелвин решил спасти поезд и грыжу коня.
Согласно стандартным супергеройским инструкциям, Мелвину следовало быть в латексном костюме. Рассчитав, что фартук для этого тоже подойдет, он гордо и эффектно сбросил пальто. Теперь очередь была за долгим, проникновенным монологом, который раскроет, почему именно Мелвин решил стать супергероем.
- Я не хочу умирать! Я люблю Тришу Оз! И пушистых животных. В детстве мне не разрешали трогать хомячков, а теперь у меня целый зоомагазин. У меня есть бобер, попугай, кошка и мешок. Теперь, когда у меня это есть, никто не посмеет указывать мне, кому щекотать пузико. Всё мое. Я – Мелвин Тодд, и я сначала спасу себя и всех этих людей от смерти, а потом стану ее учеником!
Он решительно огляделся. Сейчас Мелвин выглядел так, словно ему очень пошли бы мышцы. А также лысина, имя Брюллис и крепкий орешек.
- А что произойдёт, если нажать эту кнопку?
И нажал, и узнал.
Все вагоны огласились воем пожарной тревоги, и поезд – огромная махина, несущаяся прочь от Виспершира и навстречу крушениям-смертям, – начал неминуемое торможение. Его сопровождали лязги: тормозов, зубов и нервов.
Мелвин гордо повернулся к Винни и Берти и, преисполненный достоинства, сказал:
- Простите, парни. Неудачный день для смерти.