Конечно, во всём был виноват Опарыш. Он где-то разжился блохами и отказался ими делиться, решив беречь на чёрный день. И, в один из дней средней светлости, он был изловлен и увезён родителями, которые вспомнили, что у них есть сын и совершенно случайно есть стиральная машинка. Карл не был уверен насчёт мытья, но стричься Райли явно было пора. В последнее время его волосы совершали поползновения в сторону того оплота незыблемой неприязни к миру, что привык называть себя Дарденом К. О.
Без Опарыша он был так же неразговорчив и мрачен, как и всегда. Но в отсутствии мохнатого радио на ножках неразговорчивость и мрачность, казалось, благополучно заели все остальные черты характера, отпущенные Карлу, и уже подбирались к надпочечникам.
Он топал по пьяно-кривой дорожке, так вбивая ноги в гравий, будто каждый отдельный клочок земли нанёс ему смертельное оскорбление, а потом плюнул в свитер. Хотелось спать. Жрать. И избить кого-нибудь, желательно не слишком тощего или хотя бы одетого в мягкое.
- Какого? - буркнул он, вдруг остановившись. Райли считал его инопланетянином в том числе и из-за умения произносить почти все звуки, не разжимая губ.
На заднем дворике дома Райли было слегка намусорено (хотя, если быть честным, после появления Карла процент загрязнения стал чуть-чуть больше). Пахло травой и испортившимся пивом. Пустые обёртки от шоколадных батончиков "Зашибись!", фольга, консервные банки, драные пачки собачьего корма, пластиковые бутылки, переделанные в кальяны, стеклянные бутылки, вскрытые презервативы, баллоны из-под гелия, раздавленные оригами, пустые конвалюты каких-то таблеток, коллекция ошейников на таксу - всё это лежало, живописно разбросанное по траве. Мусора было прилично, ведь друзья и их палатка остановились здесь целых шесть часов назад. Мусор валялся везде, но было одно чистое место. Чистое место в форме некрасивого кривоугольника, как сказал бы любой, кто отучился в школе при висперширской Академии и обучался у мисс Сплюшечки (которую так звали, потому что она всюду ходила с плюшечкой).
- Какого? - спросил Карл у этого некрасивого кривоугольника. Тот ему не ответил, ведь Райли завёл себе других прикольных друзей ("Вот пусть они и сосут"), а палатки не было.
Палатки не было.
Карл развернулся на пятках, чему порядком протёртые кеды не обрадовались. Потопал в сторону своего дома. На его заднем дворике было чисто - ведь они уехали оттуда шесть часов назад.
Палатки не было.
Карл вернулся к дому Райли и снова уставился на пустое место. Где-то в кулаках зрело озверение, но оно не успело добраться по проспиртованным нервам до остальных частей тела.
Он снова направился к своему дому, не разбирая дороги. Раздавливаемые гладиолусы бросали ему бессильные дендро-проклятия, простирая вслед варвару изломанные лапы. Так им, так им! Они что-то замышляли, истина открылась Карлу во время одного прихода.
Споткнувшись и пропахав носом землю, Карл почувствовал, что его кулаки начинают захватывать над ним власть. Буркнув что-то особенно предостерегающее, он сунул руку в клумбу и извлёк оттуда сначала шиворот, а потом и крепящегося к нему человека. Довольно-таки тяжёлого, но дурная нереализованная сила не знала преград.
Это оказался тот самый доходяга, на которого когда-то показывала Карлу мама, приговаривая: "Сынок, учись хорошо, а не то станешь как этот дядя". Карл учился плохо и стал собой. Иногда судьба и целеустремлённость сильней всех воспитательных побуждений.
На секунду его взгляд чуть дрогнул. "Кажется... - подумал он с сомнением. - Кажется, это у него мы когда-то увели палатку. Или не у него?"
Уверенности не было. Тогда он нюхал непривычный сорт стирального порошка, и разум выделывал коленца. Примерно тогда же он был убеждён, что с неба должен светить жёлтый хомяк, а тучи вызваны шумом.
Как бы то ни было, теперь палатка принадлежала им. В ней было хорошо пить, терпимо спать и можно было обрушить её на Опарыша, а потом наблюдать, как он пытается спастись. А теперь её не было, остался только Майлс.
- Какого? - спросил Карл, вместив в этом слове всю скорбь лица без опредённого места жительства, без желания идти на поклон родителям и без кипятильника специально для того, кто был причастен к похищению.

Карл равномерно взбалтывал собеседника – и это было одним из самых его дружелюбных методов взаимодействия с миром. По крайней мере этот метод не включал в себя арматурину, кирпичи и разбитые бутылки.
- Где? – тяжеловесно произнёс он, сделав паузу в тряске.
Палатка. Этот бродяга наверняка видел, кто её украл, если сам не имел к этому отношения. Зачем человеку, разжившемуся палаткой, спать на голой земле – это дело десятое. У Майлса ведь по глазам видно – блаженный. Такие и на гвоздях спят.
Карлу тоже приходилось, но только потому, что Райли опрокинул банку с ними, а потом обоим стало влом собирать.
Где-то фоном жили люди. Возле дома Спекторов выясняли какие-то свои отношения два бомжа, и один держал другого на вытянутой руке, а второй был достаточно долговяз и достаточно вежлив, чтоб поджимать ноги. Становилось даже интересно, сколько времени может занять стирка Райли и как скоро миссис и мистер Спектор выйдут на улицу, чтоб полюбоваться на эту пасторальную картинку.
- Чего? – спросил Карл несколько запоздало, ведь ответ был уже известен. И звучал он примерно как «Буэээкха-кха, блэээуаа...»
Стало мокро, ароматно и подумалось о море. Ещё – о канавах, гнили, пенициллине, офонаревших субъектах с плохим пищеварением, бунте палаток и влажных салфетках.
Карл не убил Майлса сразу, потому что стоит быть снисходительным к человеку, который только что показал тебе свой желудок. Но шиворот отпустил. Потому что нефиг блевать на того, кто тебя на руках носит – он и обидеться может.
Толстовка была бы безнадёжно испорчена, если бы на ней уже не произрастала колония грибов, не пестрели пятна от пива, китайской лапши, лапшичных китайцев (да, их бить Карл любил особенно сильно. Почти так же, как Опарыша) и сиропа от кашля, а также не была прорезана дыра размером с пекинеса. Стащив толстовку, Дарден понюхал майку, в которой остался. Не, нормально. Хотя пахла она почему-то чипсами с рыбьим вкусом.
Задумчиво посмотрев на толстовку, с которой подтекало, Карл вытер ею рот удачно поднявшегося с земли Тони и отбросил её. Ничего, потом какой-нибудь бездомный подберёт.
На него глядели глаза, настолько печальные, что невольно возникали подозрения о каком-нибудь неизлечимом вялотекущем заболевании, которым мучается глядящий. Или, неприятней, о неизлечимом быстротекущем заболевании, о котором глядящий вот-вот должен сообщить Карлу. Или... Дарден непроизвольно подумал о том, изменится ли этот взгляд, если подчеркнуть его выразительность и форму глаз ненавязчивым дневным макияжем в виде фингалов.
Тут вперёд выдвинулся гладиолус. Он явно не хотел показывать, что способен двигаться самостоятельно, а потому воздействовал на мозг Майлса и заставил его сорвать своего цветочного хозяина и протянуть вперёд. Ловкая попытка, Карл почти купился.
- Всюду, - буркнул он, на уровне какой-то неземной телепатии угадывая один из вопросов, что заключались в кротком «Куда?» Впрочем, взгляд у подчинённого гладиолусами был такой, что вопрос можно было понять, и не упарываясь предварительно гуталином с примесью спорыньи. Потом вполне ожидаемым было бы «За что?»
Вечно с этими опустившимися интеллигентами так. Скорее ободряюще, чем угрожающе, Карл ткнул Майлса кулаком в бок, а потом под дых. Это были движения сродни засовыванию разрядившихся батареек под закрывающуюся дверь, чтоб они поработали ещё сколько-нибудь. Карл надеялся, что в результате Тони испытает прилив сил к памяти и вспомнит, куда пропала палатка и какого хрена.
Ну, или придётся попинать его для поднятия настроения.
- Где? – повторил Дарден. – Где?

Взгляд Карла, как это свойственно взглядам тех, кто не отказывает себе в в веществах, плыл. Необязательным, но привычным образом, он слегка цеплялся за внешний объект в виде Майлса, но ничего не улавливал. Карл слушал. Где-то в доме Спекторов что-то взорвалось. И не то чтобы Карл признавал это, но он надеялся, что взорвался не Райли. Ну или хотя бы пусть родители его аккуратненько склеят. Он даже готов добыть им изоленту.
Загадочный шум достиг своего апогея, погрохотал там и затих. Дарден тряхнул головой, как сонная собака, и вернулся в себя.
Перед ним покачивался живой - относительно - маятник, плюясь кровью. Странно, вроде не так уж сильно и бил. На всякий случай Карл взглянул на свой кулак - ничего такого. Иногда так случалось, что в кулаке из ниоткуда появлялись ножи или битые бутылки - но нет, всё было в порядке. "Надо было ногами, вдруг у него на руки аллергия", - глубокомысленно решил Карл. Но исправлять свою оплошность было лень.
Вообще Майлс был интересным субъектом. От тряски он генерировал тунца, от лёгкого тычка - кровь. Будь Карл менее инертным и более предприимчивым, он обязательно нашёл бы то взаимодействие, после которого у Майлса откуда-нибудь выделяется спирт. Или хотя бы золото. А так он просто хмыкнул, отдёрнул ногу от алого плевка и ободряюще встряхнул Тони.
Который наконец-то начал говорить. Хоть и недомолвками, но Карл был достаточным торчекозником, чтоб понять любую шараду. Всё просто. Какой-то нарк - колесо ведь! - залез в его палатку - брезент! - и, ловя глюки, начал крутиться, кататься прямо в палатке по земле. И укатился. В овраг.
- Пошли!
Вооружённый Майлсом, он направился на поиски в указанном направлении.
Он шёл. Шёл и шёл.
Повинуясь каким-то сложным внутренним процессам, в которых принимали участие лёгкое неудомение, разбавленная общей нелюбовью ко всем дышущим жалость именно к задохлику-Майлсу, воспоминание о предыдущем обеде и ощущение, что где-то у корня языка засел волос Райли, он шёл, скрёб в затылке и добрел. Внешне это никак не выражалось, потому что лицевые мышцы не были предназначены для подобных нагрузок.
- Ну ты это. Того. Не этого, - буркнул он и поставил Майлса на место. Потом полез в недра карманов. В джинсовобоковой дыре обнаружилась мужская нога. А, его собственная. В заднем кармане была склеившая всё жвачка. В другом боковом - охапка рваных воздушных шариков, которые Карл планировал переплавить на что-нибудь полезное в виде рогаток или жгутов. Наконец, сунув руку куда-то подмышку, Карл извлёк то, что искал. Потрёпанный косяк, который выглядел так прискорбно, что присохший трупик тараканьего младенца его даже красил.
- Бушь? - почти добродушно предложил Дарден, делясь не самым дорогим, но неслабо так нужным.
Судя по всему, тот нарик, что укатился в его палатке, закинулся чертовски сильными штуками. Хорошо, что у Карла был поисковой бомж.

Карл пустым, но очень задумчивым взглядом провожал выпускаемый Майлсом дым. С одной стороны, дым этот жрать не просил, а потому в принципе не мешал. С другой, он являлся в некотором роде пустым расходованием ценного продукта. Но, по всем прикидкам, столь непосвящённый в дела укурочные Тони вряд ли понял бы, попытайся Карл вот так сразу, без прелюдий, принять у него паровоз. Это всё-таки очень интимное и тонкое дело, тут нужно опыт иметь и духовное родство с собратом по косяку. К тому же Карл не очень любил такие ситуации. Нет, избивать кого-то он любил. Ему не нравились те короткие несколько секунд до драки, но уже после того, как его назвали пидором.
Всё глубже уходя в задумчивость, такую мягкую, глухую, окутывающую разум и тело как мягкое одеяло из сахарной ваты, Дарден глядел, как Майлс испытывает сложноопределяемые, но очень сильные чувства. "Я твой бомж косяк давал", - вдруг придумалось ему новое ругательство. Пёрло Майлса красиво, вполне достойно даже матерной арии.
Но палатка всё не обнаруживалась.
Карл смахнул дымный велосипед, отчего тот стал дымной лепёшкой. Увернулся от не очень чистой ладони, просвистевшей мимо носа.
- Слышь. Пырь сюда. Видал? Видал такую же, только настоящую? - он ткнул пальцем в колечко дыма, которое колечком вовсе не было, а являло собой силуэт палатки.
Третьим позвонком он всё чётче чувствовал, что скоро вернётся Опарыш. Мокрый и щедро разливающий в мир потоки воды, как упавший в лужу сенбернар. И его лучше всего будет быстро обезвредить, запаковав в брезент и усевшись сверху. Ну и вообще. Они оба в ней жили не один год, а потом, стоило Опарышу отвернуться, Карл её куда-то пролюбил. Мда. Нехорошо. Этак придётся забить Райли, едва тот вернётся, чтоб он вот такого вот не подумал.
- Палатка. Моя. Где? - Карл вернулся к уже проверенным методам и встряхнул Майлса, из предосторожности развернув его лицом от себя - рыбу он любил, но предпочитал принимать её в желудок, а не грудью. Впрочем, тут он вспомнил, что со стороны тыла несдержанный человек тоже представляет собой опасность, и ещё чуток прокрутил Майлса. Боком даже накуренный бомж мало что смог бы сделать. Наверное.
Любопытство было слишком вяловатой и атрофированной чертой характера Карла, но оно тоже иногда существовало. И тогда он задавался жизненно важными вопросами типа "А что будет, если попытаться курить спичку?", "А почему бы не трахнуть Опарыша?" и "А можно ли, ковыряясь в носу, достать спинной мозг?"
И это вяловатое-водянистое любопытство взирало на Майлса блеклым взглядом и встряхивало его в прежнем ритме.
- Скажешь, где, - отпущу. Не скажешь - отпущу в реку. Буль-буль, смекаешь?

- Дык я и не убийну... не убию... не убью. Утоплю. Буль-буль.
Карл никогда не ловил кальмаров, но когда Майлс вдруг задёргался, на него вдруг накатило дежа-вю и вспомнилась ловля кальмаров. Наверное, сказывался стойкий запах мутировавшей рыбы, наряженной в несвежую одежду.
- Стьюпид мазафака, - мирно сказал Карл на том же языке, что и Майлс, надеясь, что услышав знакомые звуки, тот успокоится. И перестанит так кальмарить.
Но тот продолжал извиваться и доизвивался до полной и беспрецедентной свободы. Вот и ухнул в овраг, так ему и надо.
Дарден присел на то, что под грузом непреодолимых ягодичных обстоятельств признало себя завалинкой, подпёр щёку ладонью и стал слушать аудиодраму "Тони Майлс, человек, который навернулся". Звучало экспрессивно. Минорные ноты ломающихся кустов, шороха листьев и сползающей земли перемежались мажорными бумканьями, хрустом копчика и поминаниями чьей-то матери.
Всё стихло. Карл на пробу швырнул в овраг камушек, чтоб узнать его глубину. Но так и не понял, сколько метров означает раздавшийся "ой". Наверное, много. А призывы по имени явно добавляли ещё милю-другую.
Усевшись на завалинке как всадник, Карл оттолкнулся ногами и торжественно съехал на ней в овраг. Затормозил об дерево, оставив о себе след в истории, этакую гору Крашмор, только дерево (и с отпечатанным в ней мужественно орущим лицом).
От удара в голове не осталось матерных слов. Это ничего, кто-нибудь другой мог бы и сотрясение мозга заработать. Вытащив из причёски енота, Карл обернулся на Тони и на эпохальное полотнище вокруг него.
- Фига. Это ты его так?
Он от души прошёлся по и без того окровавленному телу похитителя, которым, на своё счастье, не являлся Майлс. А потому мытьё и утопление ему не грозили.
- Палатка, - констатировал Карл, безошибочно вытаскивая из горы брезентовых товарок свою, родную до последней заплатки и кляксы неизвестного происхождения. Где-то в глубине могучего Дарденовского организма потерявшиеся слёзные железы увлажнились. - Палатка, - повторил Карл абсолютно деревянным от избытка чувств голосом.
Сразу вспомнились все те счастливые моменты, что они пережили вместе. Вот они с Опарышем украли её. Вот Опарыш в ней запутался и чуть не задохнулся. Вот Карл напялил её как пальто и устроился на первую в своей жизни работу - отпугиватель клиентов от конкурентов. Вот Опарыш пытался пожарить кусок брезента, даже сжевал его и потом два дня лежал извивающимся пластом в той же палатке. О, как много воспоминаний.
- Ты это... - сказал Карл принимающему грязевые ванны Тони. - Того. Спасибо.
В благодарность он протянул поисковому бомжу то, что обнаружилось в кармане. Как ни странно, это оказалось двумя ничего себе такими косяками. Косяками, которых не должно было быть. Карл решил подумать об этом позже - например, когда захочется дунуть и вспомнится об этом опрометчивом жесте. Ну, Майлса всегда можно будет найти по запаху. Или... или можно привязать прямо тут, тогда не придётся потом искать.
Величественный в своей задумчивости взгляд остановился на лодыжке Майлса и двинулся к ближайшему дереву. Карл думал, это всегда требовало времени.