Инспектор Найджел Ломман был не из тех людей, которые могут вяло размышлять о смысле жизни, сидя над чашкой кофе и плутать в дебрях экзистенциализма, разыскивая там остатки гештальт-терапии. Нет, он всегда смотрел на мир трезвыми глазами человека, умеющего вовремя обнаружить наличие розовых очков на своей переносице и лишних тараканов в мозговых извилинах. И вообще, он не страдал излишней щепетильностью во всем, что касалось духовного, ментального и того, что не потрогать руками и не узреть. Так что в один прекрасный день обнаружив себя убитым, Найджел только задумчиво вздохнул и упрямо решил жить дальше, сколько бы эктоплазмы это ему ни стоило. Собственно говоря,никто его никуда забирать и не собирался. На землю не пролился луч света, пробившийся сквозь свинцовые тучи, чтобы унести его бренный дух в Райские Сады, и не разверзлась земля, чтобы упокоить его в глубинах Ада, и даже таблички "санитарный день" на дверях Чистилища ему не досталось. По сути дела, Ломман ощущал себя прежним собой, с той лишь разницей, что теперь к его жизненному багажу прибавился один кратковременный провал в памяти, некоторые ощущения завихрений в области желудка и возможности не спотыкаться о порог своего кабинета и бесплатно ходить в кино. Никто ему, конечно, не объяснил в кого именно он превратился, но инспектор был человеком догадливым, и в процессе безуспешной попытки завязать шнурок на ботинке, понял все сам. Развязанный призрачный шнурок жутко мешал ему, приковывая взгляд и вызывая непреодолимое желание все-таки его завязать. Настырный инспектор сдался только после пятой попытки, подумав о том, что будь с ним рядом хорошо знающие его люди, они бы точно покачали головой и съязвили - вот, мол,Ломман, ты даже умереть как нормальный человек не можешь...А и действительно. Не можешь.
Прогулочный шаг тоже не получался. Как и бег трусцой, хождение вперевалку и прыжки на одной ноге. Найджел ощущал себя неуклюжим воздушным шариком, в который вместо гелия накачали фосгена. Когнитивный эктоплазменный диссонанс ехидно наблюдал за попытками передвижения, время от времени противным тоненьким внутренним голоском отпуская разные реплики вроде "да куда ж ты прешь", "полундра!" и "слева по борту посадочные огни аптеки, не промахнись". Но если не считать этих мелочей, двигался Ломман вполне себе успешно. В отношении пункта Б, в который он вышел из пункта А, Найджел был уверен только в одном - не домой. Дома с ним могло произойти что угодно, с учетом того, что там Ханна. Нет, она не закидает его мокрыми носовыми платками и не напьется валерьянки. Скорее проведет два сеанса психотерапии, одно занятие по терапевтической кулинарии, семинар на тему: "Почему я все еще должен оставаться счастливым", и заставит написать диссертацию "Хороший отец-призрак?Это возможно!". И это несмотря на то, что сам отец предпочел бы старую добрую женскую истерику.
Вообще-то Ломман считал, что в подобных ситуациях всегда следует идти к человеку, который поддержит тебя, выслушает, с сочувствием похлопает по плечу и поможет, что бы ни случилось. Человек, в жилетку которого можно пустить скупую мужскую слезу, выпить все его алкогольные запасы и при этом не ощутить пинок под зад.Такого человека у инспектора не было. Был Бертрам Блэйк. Не то, чтобы эти два понятия были взаимозаменяемы, но некоторая идентичность, на выработку которой ушло девятнадцать упорных лет, все же присутствовала. Вот к нему-то Найджела и понесло, в самом прямом смысле этого слова.
Правда теперь, когда задача с пунктом Б была решена, образовалась другая проблема - отсутствие приветственного слова, проясняющего ситуацию. Что можно сказать человеку, который терпел тебя столько времени? что теперь ему придется ворчать на тебя гораздо дольше, чем он на то рассчитывал? что ты слегка не рассчитал сил, когда пообещал ему вечное сотрудничество в деле поимки Кардиолога? извини, я тут немного сменил спектр преломления лучей света, и не рассчитал с дисперсией, но пончиков все равно хочется, тем более, что я уже заглянул в твой закрытый холодильник? На этом пункте рассуждений Ломман слегка удивился и сменил тему, пытаясь понять, влияет ли 90-процентное наличие эктоплазмы в организме на мысли и трезвость ума. После того как он заметил, что на горизонте подобных аналитических изысканий маячат собственная дочь и ее логика (и в кого она такая донельзя логичная? мать вроде бы была блондинкой...) и дом душевнобольных, самокопание решено было прекратить. В общем-то, оно прекратилось еще и ввиду того, что пункт назначения был достигнут.
Табличка "Буркер-стирт, 112 Б" иронично ждала дальнейших действий, в окне горел свет. Убедившись, что повод уйти отсутствует, Найджел храбро нажал на кнопку звонка. Ну то есть попытался нажать. Кнопка захихикала и увернулась. В какую-то секунду подумалось о том, что ему вполне можно и без звонка, но почувствовать себя Кардиологом, увидевшим, как жертва хватается за сердце, Ломману как-то не хотелось. Ему хотелось увидеть хватающегося за сердце Кардиолога. А еще лучше - Кардиолога, хватающегося за прутья тюремной решетки. Загвоздка была в том, что оба эти варианта предполагали наличие живого и психического здорового Бертрама и уже неживого, но все еще психически здорового (ну, хотя бы по документам) Найджела. Потребовалось все упорство инспектора, добрых пятнадцать минут, четыре неразборчивых ругательства и одна испуганная кошка, чтобы наконец произвести нехитрое действо, имеющее своей целью предупредить коллегу о неожиданном госте и хотя бы немного снизить риск инфаркта при встрече лицом к лицу.
Услышав шаги за дверью, Ломман вспомнил, что так и не решил из каких слов будет состоять его непринужденное "привет". Поэтому пришлось удовольствоваться неким подобием протоплазмической нервной улыбки и этим самым "приветом" без велеречивых "я тут мимо проходил".