В сутках двадцать четыре часа, как утверждают учёные темпоральных теорий и чопорные стрелки циферблата. И обычно Алонсо Максвелл охотно верил как первым, так и вторым, но последний день стал для него аномалией. Начавшись с обычного завтрака миссис Максвелл, лекций и библиотеки, к семи часам вечера он взбеленился и сорвался с цепи, взяв с места в карьер и унося за собой едва поспевающего следом Лонни.
Для начала какой-то хулиган включил в Академии пожарную сигнализацию, и Алонсо, позабыв план эвакуации, ринулся не в ту сторону, был сбит бегущими в обратную сторону радостно галдящими студентами и едва не затоптан кем-то из преподавателей, срывавшим голос в безуспешных попытках успокоить юношей и девушек, ошибочно приняв их желание поскорее и на законных основаниях покинуть стены Академии за паническое бегство. После этого инцидента Лонни чуть не сбил велосипедист, который с криками извинений улетел в кусты. Достав бедолагу, Алонсо помог ему добраться до больницы, где Максвелла поджидала самая большая каверза дня.
Один из его сменщиков сказался больным, а второй ещё вчера договорился, что Лонни его подменит. А поскольку кроме него среди санитаров в больнице оказался только "Быстрый" Грег, то медсёстры, даже не спросив безропотного юношу, впихнули его в дежурство.
Три восьмичасовые смены слились в единый поток ушибов, ссадин, обработок ран и прочих санитарных процедур. К концу третьей смены Лонни уже больше походил на андроида из комикса про Битлмэна, который не испытывал никаких эмоций, двигался как сомнамбула и был способен выполнять только простейшие указания и то, что было встроено в уже автоматизированную моторику тела. Максвелл функционировал на скудных остатках чувства долга и дохлом энтузиазме, а его нервная система, выдохшись, передавала нервные импульсы только с помощью кофеина. А кофе за последние тридцать пять часов было уничтожено преогромнейшее количество, впору было говорить о геноциде кофейных зёрен, с особой жестокостью, поскольку после первой смены вкус напитка Лонни уже не ощущал.
Ничего удивительного, что Филу не стоило никаких усилий притащить Лонни в лабораторию. Сказать по-правде, Алонсо сейчас не был в состоянии противостоять кому-либо или чему-либо, он бы даже позволил отвести себя на кладбище, если бы ему пообещали, что он сможет лечь на мягкое каменное ложе и поспать. А если быть совсем честным, то Лонни сейчас не отказался бы даже от коробки Тони Майлза или святотатственного сна в библиотеке, на томике Шамспира.
Усаженный на стул, организм Алонсо тут же отдал сигнал к отбою, так что речь близнецов была прервана самым неожиданным способом: их испытатель сверзился со стула, проснулся, попытался встать, но у него это получалось слабо.
- Простите, устал,- мямлил сонный юноша, в нервном истощении своём даже позабыв покраснеть от стыда.

Где-то на словах "мир кроватей и мягких подушек" Лонни мечтательно прикрыл глаза и самым неинтересным образом снова уснул. Ему снилось что-то о пушистых белочках, которые прижимались друг к другу и образовывали из себя огромный меховой ковёр. Но лечь на него почему-то не получалось, словно что-то мешало Алонсо, не давая плюхнуться в эту пушистую радость. Белочки разочарованно вздохнули, превратились в облачко и воспарили, оставив сонного даже во сне Лонни один на один со своей усталостью. Которая, кстати, не преминула заявиться пред красные очи бледного от истощения Максвелла. Видок у неё был ещё тот: помятость, граничащая с последствиями беспробудного пьянства, равномерно красные глаза с изящнейшими фиолетовыми кругами под глазами. Она махала ему рукой со свисавшими безвольно мышцами и улыбалась сползшим к подбородку ртом. Лонни хотелось от неё убежать, но огромное ядро, прикованное к лодыжкам, запястьям и поясу цепями и кандалами, немного мешала совершать интенсивные телодвижения. Когда это нечто подобралось на расстояние недовытянутой руки, а Алонсо обречённо скулил, громкий голос пробудил юношу от этого кошмара, возвестив о том, что время приказало не спать, время приказало пить.
Если бы рыжий экспериментатор не убрал предусмотрительно кружку подальше от Лонни, то тот бы устремился выполнить команду и "с разгону" хряпнуть до дна содержимое ёмкости. А с его и без истощения неважнецкой координацией, Максвелл наверняка бы промахнулся мимо лица и лихо выплеснул бы содержимое куда-то за плечо, на услужливо подставленный туда пол.
А поскольку пить оказалось нечего, Лонни бросил на Адамса измученно-умоляющий взор из-под привычно возведённых к небу бровей. Кружка быстро оказалось возле рта Максвелла. Организм юноши, возопив "КАЛОРИИ! УГЛЕВОДЫ! ЭНЕРГИЯ!", жадно поглотил предложенную жидкость, почти мгновенно впитав её в кровь, чавкая от попадающего в кровь сахара.

Благословенная (или не очень) жидкость чудодейственной микстуры, проникшая в организм Лонни "зайцем", проскочив за соком, начала свою бурную деятельность, для начала приободрив носителя несказанной жидкой удачи. Алонсо почувствовал прилив сил настолько, что даже мог самостоятельно и вполне убедительно поддерживать своё туловище в вертикальном положении, лишь отдалённо напоминая знаменитую наклонную башню, а также держать оба века одновременно открытыми. Правда, это обнажало немного осоловелые глаза, но даже они почти внимательно зыркали на метнувшегося к холодильнику рыжевастого химика.
Извлечённые из его нутра пирожки вызвали приток энтузиазма в сердце Максвелла, а также слюны во рту и желудочного сока в, как ни странно, желудке. Кстати, последний не преминул напомнить, что твёрдая пища ему была вроде как обещана с регулярностью хотя бы раз в сутки, так что пора бы покормиться. Лонни даже невольно вперил в Филиппа щенячье-просящий взгляд, запрещённый какой-то там конвенцией как жестокая психическая атака. Услышав о предложении съесть их все, студиозус воссиял и с немного пугающим энтузиазмом и толикой маниакальности сцапал пирожок с тарелки.
Алонсо никогда не был привередлив, но с голодухи и по случаю уникального состояния организма и психики пожалел, что среди пирожков не было его любимых, с вишней. Его бы он точно нашёл по запаху. Каково же было его удивление, когда надкушенный пирожок изверг из своих пышных недр сладчайший нектар насыщенно-красного цвета, хлынувший наружу с коварным планом по порче одежды своими тяжёлыми каплями, но Лонни быстрым и уверенным движением языка подхватил вишнёвую начинку и отправил её по прямому месту назначения вслед за остальным пирожком.
Счастью Лонни не было предела, и он продолжал увеличивать градус удивления Аддамса тем, что самым нахальным образом брал пирожки с вишней оттуда, где их не предполагалось! То ли мама нарочно дала не те,  то ли сам рыжий хитрец что-то запамятовал, то ли проделка его брата - это история умалчивает, зато факт наслаждающегося лакомством Лонни отрицать было невозможно.
Когда на тарелке остался последний пирожок, совесть Максвелла внезапно проснулась и возопила, так что юноша смущённо покраснел (внутрь, как обычно) и брать последний пирожок не стал.
- Спасибо, я наелся,- сказал он, не покривив душой, ибо довольный желудок мирно переваривал пищу, оставив свои бурчания в прошлом и не делая гнусных попыток переварить самого себя.

Набитый питательной и аппетитной начинкой из пирожков с питательной и аппетитной начинкой, Лонни почувствовал прилив жизненных сил, ощутил воскресающий оптимизм, а потому на предложение прогуляться среагировал довольно живо. Ему даже казалось, что последние бессонные двое суток ему просто приснились, а зачастившая зевота вовсе не от недосыпа, а, наоборот, является последствием злоупотребления крепким и здоровым сном.
Пока двое молодых и счастливых каждый по своему поводу людей выбирались из лаборатории, мутировавшие не то крысы, не то белки, сбежавшие из своих клеток, сновали под ногами Лонни и Фила, и невероятным было уже то, что Алонсо умудрился не только не наступить ни на одну из них, но ещё и чудом загнал их в клетки, хотя чудо осталось непризнанным, поскольку единственными свидетелями оказались только пресловутые зверьки. Когда Максвелл захлопнул дверь, пробирка на одном из столов выпала из неплотно закрученного крепления, содержащаяся в ней жидкость весёленького зеленовастого оттенка бодро потекла на пол тонюсеньким ручейком, где вступила в реакцию с плохо вытертым по причине прозрачности составом. По полу заплясали язычки салатового бездымного пламени, разбрасывая холодные искорки белого цвета. Спустя несколько минут испуганные грызуны сидели в своих клетках, расположенных далеко от пола, наблюдая как медленно угасает непонятного происхождения огонь.

Когда ребята вышли на улицу, как раз закончился дождик, и в небе, к неописуемой радости Лонни, повисла пузатая, широкая и яркая радуга!
- Филипп, смотри,- Максвелл потряс того за плечо, указывая со всей детской непосредственностью на и без того заметное явление,- радуга!
Машина, приближающаяся к двоим стоявшим на тротуаре юношам, то ли не замечала раскинувшейся перед ними лужи, то ли намеренно двигалась в сторону неё, намереваясь окатить этих неслучайных прохожих грязной водицей. Однако, это не свершилось. Не доехав до лужи десятка-другого метров, автомобиль внезапно заглох, но по инерции доехал до лужи, не обрызгав Аддамса и Максвелла, но остановившись прямо посреди лужи. Из салона высунулось красное от негодования лицо недоброй наружности и принялось чехвостить ни в чём не повинных студиозусов.
Лонни сник, радуга внезапно перестала его волновать. Теперь он огорчался, что этот человек так кричит и ругается, потому что мама всегда говорила Алонсо: "когда ты сквернословишь, ангелы плачут". Сочувственно вздохнув по ангелам с аллергией на ругань, Максвелл обернулся к Филу в поисках поддержки.

Можно придумать массу способов причинить массовые разрушения, травмы и неприятности. Можно подпиливать ступеньки лестниц, можно рассыпать мелкие, но очень склонные кататься шарики, можно подкидывать шипы на дорогу или скидывать с мостов на трассу всякие разно-безобразия, можно запускать мышей в женскую раздевалку, можно наполнять баки с водой красителем и активировать зажигалкой систему пожаротушения, можно подкидывать анонимки с угрозами, можно поджигать пакеты с неприятным содержимым на коврике перед чьими-то дверями. А можно предложить Лонни играть в дартс.
О его неуклюжести в Виспершире и так ходили если не легенды, то анекдоты и притчи как минимум. Даже слоны, забегающие по выходным в посудные лавки, не вызывали у владельцев бьющегося имущества столько беспокойства, как появившийся на горизонте Алонсо Максвелл. Только он был способен споткнуться на ровном месте, уронить то, к чему ещё не успел прикоснуться и так далее. При всех своих достоинствах, этот изъян заставлял людей сторониться добродушного Лонни. А уж давать ему в руки острые предметы и заставлять его кидать их куда-либо... это было совсем дурной приметой.
Однако, Лонни не был бы собой, если бы его градус наивности не был столь высок. Поскольку он не считал себя заядлым неудачником, и играть и веселиться хотелось до странного сильно, то он с превеликим удовольствием увязался за Филом. К вящему неудовольствию бармена.

Подходя к бару, Лонни уже буквально тащил своего друга за руку, настолько ему не терпелось поиграть в дартс, ведь до этого дня ему буквально запрещали к нему даже приближаться. На счастье Алонсо, в баре не оказалось тех, кто знает его слишком хорошо и мог бы помешать ему хотя бы взять дротик в руку.
- Только я не умею играть,- спохватился уже в баре Максвелл и умоляющим, щенячьим взором впился в Филиппа,- давай ты покажешь мне как в это играют, пожалуйста?

Максвелл неумело вертел в руках острый предмет, призванный уничтожить все живое, находящееся в радиусе ста метров от опасного объекта, вызванного экспериментом неуемного близнеца. Бодрость в его голосе так и подбивала побыстрей разделаться с этим несчастным дротиком, который нетерпеливо рвался из внезапно вспотевших рук Лонни. Бросив испуганный взгляд на рыжего безобразника и слегка пожав плечами, словно напоминая "мол, я теперь предупреждал", Алонсо начал гипнотизировать взором черно-белую мишень. Через пару минут легкая рябь перед глазами возвестила о том, что мишень настроена крайне решительно и гипноз на нее не действует.
Горестный вздох вырвался откуда-то из глубин тела Алонсо, желудок сжался бы от испуга, если бы не пироги, заполнившие его ранее. Издав вой израненной лошади и для пущего эффекта крепко закрыв глаза, Лонни с силой подал руку вперед, выпуская из нее замученный дротик. 
Лонни замер, вжав голову в плечи и ожидая яростного крика подбитого бойца. Но его не последовало. Парень удивился и с интересом приоткрыл один глаз, оценивая окружающую обстановку. Потом, малость осмелев, распахнул и второй. Тишина... И тут Максвелл испугался. Нет, он, конечно, верил, что невозможное возможно, но на практике ему в этом убеждаться не приходилось. Четкие границы между реальностью и нереальностью - вот залог успеха. Хотя, в нереальность он верил больше всего. Мисти тому неопровержимое доказательство.
Малость отойдя от шока, он кулачищами протер свои ошалелые глаза и воззрился на мишень, поверженную прямо в десяточку. Чувствуя, как нижняя челюсть медленно, но верно сползает на пол, а без того огромные глаза лезут на лоб, Лонни присел на удачно подставленный кем-то стул. Ошалело кивнув в сторону мишени, он ждал, когда кто-то выпрыгнет из-за кулис с громким криком "Розыгрыш!" и вернет все на круги своя. Но ждать ему быстро надоело, поэтому он обратил все свое оставшееся внимание на радостного Фила.
- Я это... попал? - глазами, кричащими "о боже, убеди меня в обратном!" он воззрился на друга и еще больше испугался. - Никого не убил, никого не покалечил... Филипп, что со мной?!
Внезапное осознание того, что что-то случилось с его буйным организмом, принесло Лонни тягостный груз невыносимого страдания, с которым он продолжал терпеливо бороться, терзая себя несчастными размышлениями по поводу пирожком, напичканных радиоактивной вишней. Иного объяснения своей "нетипичности" он объяснить никак не мог, поэтому страдал еще больше и не уделял должного внимания горящему взору своего друга.

Разумеется, Лонни даже не успел отойти от полученного шока, как тут же был схвачен цепкой рукой Фила и оттащен подальше от места происшествия. Бросив пару жалостливых взглядов на мишень, тут же загородившуюся удивленными людьми, шепотом переговаривающихся о меткости самого неумелого и неудачного стрелка во всем Виспершире, он потащился следом за химиком к выходу из бара.
Отчаянно вертя головой по сторонам, Лонни старательно взвешивал все за и против нового себя. Во-первых, он стал заметно удачлив, а значит и все его начинания обязаны возыметь оглушительный успех. Замерев на середине пути, Лонни уже представлял себе в ослепительно белом халате в собственном кабинете, заставленном мольбертами, хранящими изображения кошечек, цветочков и собачек, и буквально утопающем в ароматной зелени. Зажмурившись от столь ярких мечт, Максвелл не заметил открытого люка и чуть не угодил в него всем своим неуклюжим телом, но вовремя появившаяся голова мужчины в ярко-оранжевой каске помешала ему это сделать, приняв на себя весь удар его выдающейся ноги. В общем, Лонни, довольный собой, не обратил ни малейшего внимания на появившуюся так внезапно преграду и спокойно последовал дальше, все еще находясь под впечатлением открывающихся перспектив.
- Верблюдам? - переспросил Алонсо, переходя на другую половину улицы. К верблюдам он относился...никак. Не то, чтобы он их не любил, просто он никогда с ними не встречался. Ну не причислять же дядюшку Бена к их числу только из-за того, что он страдает повышенным слюноотделением? Поэтому предложение о знакомстве с верблюдами было принято с большой осторожностью. - Я их ни разу не видел, ну, по-настоящему. Мы отправимся в зоопарк?
А что? Вполне логично. Верблюд - зоопарк - все сходится! Озарение снизошло до Алонсо внезапно и ударило прямо в темечко, зацепив жизненно важные центры. Ему захотелось есть. Желудок, не так давно впитавший в себя целую тарелку пирожком, требовал немедленной подзаправки.
- Фил, а Фил, - парень словно маленький ребенок принялся дергать друга за рукав, призывая того остановится и обратить на него внимание. - Я умираю с голоду! Где мои пирожки? Ты обещал!
Выражение лица Алонсо было по-детски открытым и простым, но это лишь отпугивало и без того пугливых прохожих, обходящих компанию Максвелла стороной.