К каждой субботе Алистер подходил со всей ответственностью, свойственной преподавателю. Сначала обратился к истории поварского костюма, затем в кратчайшие сроки разжился таковым, изучил множество кулинарных книг и теперь совершенно точно знал, что кашу маслом не испортишь (сливочным или оливковым?), что мясо следует нарезать поперёк волокон, а не вдоль (важнейшая информация для кондитера), что соль является неотъемлимым ингредиентом любой сладости. Вообще много странного, интересного и нелогичного вычитал, теперь нетерпелось всё это попробовать на практике.
На кухню Кэрролл вышел, словно сверкающий белыми парусами корабль. Накрахмаленный поварской колпак чуть не расширил дверной проём, вызвал на дуэль потолочную балку и победил законы физики, удивив кухонную утварь твёрдостью характера. Грэхем предпринял попытку переодеть ангела в нечто с кружевным передником, однако, преисполненный чувства собственной офигенности Алистер не поддался на провокацию.
― Приступаю к приготовлению заказов, ― величественно изрёк Кэрролл и направился к столу, загруженному мисками, мешочками с мукой, стеклянными баночками со специями и прочим любопытным инвентарём. Закатав рукава, новый кондитер «Как творить историю» с непередаваемым профессионализмом приступил к таинству изготовления своего первого кулинарного шедевра, уверенный, что сегодня-то у него наверняка всё получится.
― Это авторский подход к известному рецепту, ― проговорил Кэрролл, стараясь не вдыхать клубы чёрного дыма. Самым грустным во всём этом было то, что прекрасный костюм был безвозвратно испорчен. В такой ситуации и впрямь могли помочь только орешки. ― Был я как-то в командировке в Аду, примерно таким он мне и запомнился. Только без марципанов.
Не без отеческой гордости ангел отметил, что Хаагенти проявил себя, как старательный учитель – не повышал голос, не выгонял пинками с кухни, не швырялся ножами в нерадивого кулинара. Разве что предложил таки сменить перемазанный сажей костюм на униформу официантки. Алистер аж чихнул в банку с ванилином, так растрогался от заботливости Грэхема, но вежливо отказался, ещё не хватало испортить милейшую форму.
― Может, переименуем его в «Содом и Гоморру»? ― пропыхтел Кэрролл, пытаясь запихнуть свой кулинарный шедевр пыточного искусства на поднос и под жаронепроницаемую крышку.
Впрочем, ангел полагал, что орешки и вишенка сделали своё дело, и тот ужас, что зародился в самом сердце пламени превратился в обычное лакомство, а значит, как творец профессор имел право на свою минуту славы. Поправив колпак и гордо выпятив грудь, Алистер вслед за Генри вышел в зал.
Занятый творческой деятельностью, Кэрролл даже не поинтересовался, кто удостостоится эксклюзивной радости попробовать стряпню Гласа Божьего. Теперь же, притормозив у нужного столика, Кэрролл окинул требовательным взглядом клиентов, оценивая, достойны ли они приобщиться к величайшему творению. Затем мысль плавно перетекла на – «А не отпустить ли им грехи, пока никто не поднял крышку?».
― И часто тебе разбивают лицо? ― поинтересовался у Генри Алистер, с бюрократическим любопытством вглядываясь в чернильные волны, пытавшиеся переплыть с салфетки на скатерть.
На просьбу Римуса дать воды Алистер отреагировал мгновенно – развернулся, цапнул стакан с соседнего столика и всучил его в тянущуюся длань Семалиона.
― Вы позволите? ― вежливо спросил Кэрролл, уже отобрав у Римуса ручку и пачку салфеток. Присев за стол напротив празднующей парочки, Алистер принялся восстанавливать утраченные записи. Ему всегда нравились задачки подобного толка, они заставляли подключать фантазию, способности толкователя и непревзойдённый талант чиновника, от которого никто и никогда не мог скрыть информацию. Восстановив список с подробным указанием цен, профессор заботливо высчитал итоговую сумму и, сияя счастливейшей улыбкой, протянул салфетку Семалиону.
Пока Кэрролл был увлечён криптографическими изысканиями, в воздухе повис вопрос платёжеспособности парочки.
― Генри, сегодня суббота, а у кого-то, кто не мы, нет средств для уклонения от встречи с долговой ямой, неужели сегодня побьют не нас? ― не то чтобы Метатрон был фаталистом, но он ещё четыре субботы назад утратил надежду на то, что эта череда оскорбительных (хоть и крайне забавных) неприятностей когда-нибудь прекратится.
― С месяцем рождения, мистер Мосс! Как много дыр в ваших стенах?