ДИЕТТА ПУДДИНГ. Она же ГОЛОД, она же МИСС "ЭЙ, СЭР! СМОТРИТЕ МНЕ В ГЛАЗА И ОТКРОЙТЕ РОТ ПОШИРЕ!".

На самом деле, день был обычным.
«Что ж, тем хуже для него», — с выражением нескрываемого самодовольства на лице констатировала мисс Пуддинг, дежурно-восхищённо разглядывая его — лицо, то бишь — в большое, наводящее своими размерами на мысли о всяких скрытых комплексах зеркало, занимающее половину стены в идеально вылизанной гостиной. Идеально отдаренный пол волшебным образом отталкивал от себя пылинки, думающие посягнуть на его блестящее величие; идеально ровный ряд подушечек разместился на кофейно-кремовом диване, идеально гармонировавшим с остальным убранством комнаты в стиле позднего шококо. Посреди всего этого триумфа перфекционизма и чистоплюйства в непреднамеренно эффектной позе красовалась сама хозяйка дома, которая была неповторимо очаровательна и невоображаемо прекрасна в свежеприобретённом за баснословную сумму облегающем красном платье. Разумеется, платье было приобретено одним из многочисленных поклонников рыжей нимфы: ибо Диетта полагала, что хоть красота и требует жертв и финансовых вливаний, но главным образом со стороны тех, кто в силу своей убогой природы был наделён этой красотой в несоизмеримо меньшей степени, чем сама Голод. Со стороны мужчин, в общем.
Остаток сборов прошёл в муках выбора между двумя любимыми цветами помады: что лучше — «вишня в сахаре» или «ягодка уже созрела»? Первое чересчур вульгарно, второе — уже заезжено; пусть будет «малиновый армагеддон». Обворожительно улыбнувшись собственному отражению (отражение в ответ улыбнулось ещё обворожительнее), Пуддинг выпорхнула на улицу и, озорно цокая каблучками по тротуару, пошла по направлению к пекарне. День продолжал быть обычным — Диетта наслаждалась устилавшими её путь восторженными обмороками, одним непринуждённым движением бёдер провоцируя остановку транспортного движения и сердечного ритма у водителей.

На перекрёстке ей повстречалась парочка молодых полицейских. Ребята явно скучали, не зная, чем занять себя на дежурстве, пока пресупность коварно отсыпалась по тёплым кроватям.
— Роскошная задница! — заметил один из них своему товарищу, когда рыжая продефилировала мимо грациозной походкой. — Эх, ещё б жирка на талии было поменьше.
Голод гневно вспыхнула. Дождавшись, пока напарник нахального комментатора отойдёт за угол по насущным делам, она подошла поближе и поманила офицера пальцем.
— Я слышала, как Вы упомянули, что у меня роскошная задница.
— Я ничего такого не говорил, мэм...
— Ах, не спорьте, — небрежно отмахнулась Диетта, открывая свою сумочку. — Вы не голодны? Держу пари, что да.
Девушка выудила из сумки конфету в заманчиво блестящей обёртке, развернула её и поднесла к губам полицейского. Видя, что обескураженный коп не спешит лакомиться её подарком, Пуддинг теснее прижалась к его груди пухлым бюстом.
— Ну же, — прошептала она ему на ухо с ноткой ласкового укора. Бархатный, обволакивающий тон буквально таял на языке, — попробуйте. А потом я, может быть, дам Вам попробовать ещё кое-что.
О, у бедного юноши не было возможности отказаться. Глубина декольте Диетты и широта её очарования не оставили ему шансов. Зажмурившись, офицер послушно проглотил угощение.
— Хороший мальчик, — нежно промурлыкала Голод, мягко потрепав его по гладко выбритой щеке. За всё остальное трепать было: а) неинтересно — не сформировалось ещё; б) противно — окосевший на радостях паренёк самозабвенно заливал подбородок слюной; её становилось всё больше — вот она уже начала задорно пениться и пузыриться, воздушными белыми хлопьями оседая на воротничке рубашки. Сдавленно захрипев, несчастный схватился за горло, сделался зелен лицом, упал на мостовую и, наконец, затих.
— Какая досада, — нарочито-огорчённо вздохнула отравительница, с достоинством перешагнув через бездыханное тело. — Не та конфетка.
Конфетка была очень даже та, но признать это вслух не позволяли приличия и чисто женское кокетство.

Девушка достала карманное зеркальце, чтобы поправить причёску, и только тут заметила мужскую фигуру, притулившуюся у стены за спиной Диетты. Скорбная поза, осунувшийся вид, драная кепка на голове, аура стерильной невинности и безденежья — сомнений нет: это Фалет.
«Хаос меня дезинтегрируй! Неужели он всё видел?» — Голод даже на секунду смутилась. Исключительно по той причине, что смущённый румянец придавал её ланитам волнующий пастилковый оттенок.
Пышногрудая красотка испытывала к Майлсу не подчиняющееся здравому смыслу и законам физики притяжение, ибо тот одним свои неприступным существованием бросал вызов её горделивой натуре роковой соблазнительницы всего репродуктивного мужского населения. Разглядывая отражение бомжа в зеркале, Пуддинг поймала себя на мысли, что всё ещё не прочь заманить Тони к себе в спальню. Он не Арвуд, конечно; но, если побрить-отмыть, спрыснуть дезодорантом в нужных местах и уложить в постель по фен-шую, вполне способен доставить несколько минут приятного досуга. Или часов — зависит от настроения Диетты и выносливости отдельно взятого ангельского организма.
Какая, право, досада, что невыводимая праведная святость Фалета мешает воплощению этих неблагочестивых намерений. Рыжая недовольно сморщила напудренный носик. Бесспорно, в манере Майлса трогательно краснеть и убегать куда подальше при любом намёке на секс была своя прелесть; но в определённый момент это, в конце концов, начинало просто раздражать.

Отредактировано Tony Myles (22.10.13 03:26:36)

Тони, ты великолепен, серьёзно. Твоя Диетта прямо огонь, сахарная пудра и сдетонировавшая мука.
Диетта-в-роли-Тони, голос тебе. Более подкупающей трогательности не видел с тех пор, как последний раз подобрал котёнка.