Шерман была девушкой правильной.
Возможно, - думала она, сидя в выходной день на кухонном табурете, - даже слишком правильной. Другой всякий давно уже распихал бы Шеридан, запихнул под душ и поставил перед фактом необходимости готовки... Другой, но не Шерман. Хотя даже ей, в сущности, было понятно: совсем не обязательно ждать сестру, чтобы принимать пищу. В конце концов если один из семьи поздно встает, а другой - рано ложится, тут уж никак не выйдет садиться за стол всем вместе.
Но ведь сегодня - воскресенье. Воскресный семейный обед, пусть даже состоящий из вареного яйца, ломтя хлеба с сыром и луковицы, - но все же был одной из тех ценностей, которые мать в Шерман вбила. А в Шеридан, явно, нет... Или они все же вывалилсь из неё где-то по дороге.
Оставалось только вздыхать, ждать полудня и щипать осьмушку капустного кочана, заготовленного для начинки, обмакивать палец в горку муки, загодя вываленную на стол и терпеливо собирать кристаллики сахара, рассыпавшиеся на тетрадный лист с аккуратно, почерком отличницы, выписанным рецептом. Готовить пироги Шерман не умела, но одна звездочка (для начинающих, - заботливо оповещала библиотечная книга) и строка "время приготовления - двадцать минут" подкупали. Ну не может же так быть, чтобы почти-что-человек с опытом ухода за тяжело больными на всю голову людьми не мог осилить какой-то там рецепт?
Даже счёт в серии 8:0 в пользу пирогов Шерман не расхолаживал. В конце концов когда-то нужно было начинать побеждать в этом противостоянии, а с другой едой все равно не густо.

Мысли утреннего, в полудетской байковой рубахе угревшегося, ангела крутились вокруг пустых полок шкафа для продуктов, остатка денежных средств, ещё не спущенных на всякое разное и того, как замечательно будет выпить вместе чаю со свежим, горячим ещё пирогом. Наверное поэтому часы на городской башне, пробившие полдень, получили неожиданную поддержку со стороны отвлекшейся было кухарки: противень, словно сам собою, а не спихнутый локтём, подпрыгнул, перевалился через край стола, грянулся на каменный пол краем, потом - дном, а потом ещё и успокаивался долго-долго, перекатываясь бочкàми и гнусно дребезжа. Примерно стакан муки равномерно распределился по полу, а сама Шерман замерла, зажмурившись и вслушиваясь в ничем хорошим не грозящую тишину: проснулась? не проснулась?

Я буду долго стопить самокат.
Под ясным бором скорость наберу.
Я посажу сорняк и отберу навоз,
У мальчика, которого убью...
Что-то в этой песне было не так, - не то слова, не то общий смысл... Что-то она, Шерман, перепутала, но никакие другие слова и мотивы в голове не появлялись, только эти строчки тыркались в голове, словно бестолковая муха в окно - с разгону и в лоб.
Пела попсу Шерман хуже чем готовила, что, несомненно, было достижением. Тому была уважительная причина - голос у Шерман был, а слуха не было. Это было еще хуже чем если бы не было ни того ни другого. При текущем же раскладе вокальных способностей хватало на то, чтоб переживать, не мешает ли кому её пение, но не более. К тому же Шерман всякую зарубежную эстраду не любила, а чтоб петь родную, отечественную, голос как раз иметь было не нужно. Даже, поговаривали, вредно его иметь.. Для карьеры нужно совсем иное.
- Стараюсь, - поправила закутанная в байку ангелица, расправившись-таки в расчленёнкой в голове. Впрочем, что старайся, что не старайся - мука-то все равно на полу. Можно, конечно, её и выбросить, но из чего тогда готовить пирожки? А ведь говорят, что её ещё в суп можно. Для нажористости. Поэтому-то Шерман села на корточки и принялась подбирать, хорошо что пол помыть догадалась. И вообще, что упало у студента, то упало прям в кастрюлю.
- Пряника нет, от них толкстеют. Есть капуста - кочерыжку будешь?
Всё же коварство и ангелам свойственно - чтобы выковырнуть из кочана искомое, его так или иначе придется порезать, правда же? А это уже можно считать за совместные кулинарные усилия.