Задверье |
-20-25 градусов по Цельсию уголок погибшего поэта: снаружи ктото в люк стучится а я не знаю как открыть меня такому не учили на космодроме байконур квестовые должники и дедлайны: ... |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Участники: Аристотель Кейнс, Бертрам Блейк, Арчибальд Дрейк
Дата и время: 13 января 1977 года, девять часов вечера.
Краткое содержание: дело о краже золотой ложки, о банде снеговиков и о профанах от полицейской службы. Расследует великолепный Кейнс!
Отредактировано Aristotle Keynes (03.12.12 17:48:52)
- Профан, ты слишком медленный. Если злоумышленник уйдёт - то только по твоей вине, - повторил Кейнс по меньшей мере в пятый раз за полчаса.
Виспершир завалило снегом так, будто некий бог погоды получил оптовую поставку снега с горящей скидкой - и теперь не знал, куда девать всё это богатство. Деревья, крыши, ограды и незадачливые пьянчуги скрылись под толстым белым покровом, равно как и дороги. На улицы вышли экстренные бригады дворников, поэтому морозный воздух звенел от хриплых ругательств и шороха мётел.
Блистательный и невероятный Аристотель Кейнс ехал на санках, то и дело изображая, что тычет своим неизменным зонтом в спину тащащего санки Блейка. Не то чтобы он боялся действительно ткнуть его. Просто так они потеряли бы время на драку. Кейнс, конечно, победил бы этого непочётного значконосца, но злоумышленник мог скрыться.
Ровный след шагов тянулся по нетронутому снегу от самого места преступления - от дома мисс Бредли-Вулф, где пропала её любимая золотая ложка. Поговаривали, что женщина, съевшая ванильное мороженое этой ложечкой, немедленно выходила замуж за голубоглазого блондина с единственной вредной привычкой - одаривать свою благоверную подарками и вниманием. Поэтому для многих жительниц Виспершира от двадцати до семидесяти девяти с половиной пропажа сего талисмана была ударом. Аристотель, конечно же, не мог остаться в стороне, когда вершились такие дела. Он как глава единственного в городе детективного агентства просто обязан был помочь. Он прислал Бредли-Вулф свою счастливую вилочку. Когда же потерпевшая упала ему на грудь, орошая её слезами и запахом валерианки, и рассказала свою историю, он Прозрел. Как оказалось, на пропавшей золотой ложке была выгравирована кошечка.
Сию секунду он поклялся вернуть ложку в целости и сохранности, и ни одна нарисованная шерстинка не должна была упасть с изображённой на ней кошечки. Напевая героическую музыку, которая настраивала на верный лад, он вышел из дома, и увидел цепочку следов, ведущую от слухового окошка куда-то вдаль.
"Ага", - сказал Аристотель и пошёл по следу.
"Ага!" - сказал он десять минут спустя, врезавшись в кого-то чрезвычайно подозрительного вида, проведя на нём пару борцовских приёмов, огрев его карманными часами и почти проткнув зонтиком. Это был Блейк, представитель зачем-то замешанной в дело полиции. Приветствие вышло вполне традиционным.
- Я не отдам тебе это дело! - возвестил Аристотель, принимая горделивую позу несмотря на то, что чёртов коп умудрился сковать его запястье и лодыжку. Это была горделивая поза в три погибели, но она была действительно горделивой.
К счастью, Китти, чудесный, милый, умерший во имя дела Китти, снабдил его особой алмазной пилочкой, которой удалось перепилить цепь между браслетами. И, поспешив, Кейнс догнал наглого профана и свалился ему как рыжий возмущённый снег на голову. Спустя каких-то пять раундов они оба выдохлись и решили, что могут сотрудничать. Ненавидеть друг друга, оспаривать каждый шаг, но, чёрт побери, сотрудничать, ведь главное - спасти бредли-вулфовскую любимую кош... то есть ложку.
Ещё бы не мешал этот снег по колено. Гений Аристотеля легко справился и с этой проблемой. Станция проката лыж была совсем недалеко. Жаль только, в наличии была одна пара лыж. Розовых. С наклейками. Поглядев на них со сдержанным отвращением, Кейнс достал монетку и предложил разыграть, кто возьмёт лыжи, а кто - санки.
Он выиграл. Иначе и быть не могло.
- Профан, ты передвигаешься особым, отступательным шагом, я прав? Ещё немного - и я заподозрю, что вор купил тебя. Да, преступный сговор. Злоумышленник подкупает неразборчивого копа с целью задержать гениального детектива и сбросить его с хвоста. Элементарно, Ваткин.
Да, Мерлок Шаломс сталкивался и с такими делами. Но он никогда не сдавался.
Достав из саквояжа многократно перевязанный свёрток, Кейнс расстелил салфетку, зажал меж коленей термос и приготовился вкусить бутерброда с тунцом.
Он надкусил бутерброд, пожевал. На холёном, хотя и слегка промороженном лице отразилось неземное блаженство. Феерия вкусов, запах базилика, ванильного хлеба и самого лучшего тунца на континенте. Ах, как жаль, что детектив трудится до кровавого пота и так мало времени может уделять своим нежным слабостям.
Когда перекус почти завершился, Кейнс испытал странное ощущение. Настолько странное, что даже слазил под пальто и проверил, не расстегнулась ли английская булавка. Эта булавка была важна, ведь она придерживала пиджак спереди, где неудержимо рвалось наружу пышное детективное пузо. Оно было аристократичным и благородным, несомненно. Но обыватели были неспособны оценить все его качества, поэтому Аристотель шёл на огромные жертвы - и даже иногда отказывал себе в любимом кексике перед сном. А ещё застёгивал рубашку и пиджак на дополнительные тайные пуговицы и булавки.
Но нет, в одежде царил полный порядок.
Прислушавшись к себе, Аристотель был крайне удивлён. Даже переспросил: "Вы уверены?" у своего внутреннего голоса. Но да, тот был уверен.
Секунду-другую поборовшись с собой, Кейнс сдался.
- Профан! Профан, может, ты хочешь есть? У меня есть сухарик... Прошлогодний. С плесенью. Но я могу её срезать. А так совершенно прекрасный сухарик, хочешь? Почти без соринок и кошачьей шерсти.
Вдали, в муаровой темноте, виднелась белая фигура, к которой и вели следы.
Отредактировано Aristotle Keynes (03.12.12 20:16:39)
Сначала город стал похож на рождественскую открытку: по маленькому сугробу лежало на каждой древесной веточке и на каждой кованой завитушке ограды. Довольно мило, на самом деле. Чуть позже, когда снег стал вести себя, как невежливый гость, решивший задержаться у вас ещё на недельку-другую, никого почему-то это не смутило. Когда же горожане почувствовали неладное, было поздно. Просто в одно прекрасное утро они все открыли входные двери, ведущие в сплошную белую стену снега.
А как всё хорошо начиналось.
В полицейском управлении было много дел: убрать со стен рождественские гирлянды и снежинки, вырезанные из отчётов, подмести конфетти, купить на всех зефир и какао и создать видимость рабочей деятельности. Полицейским тоже надо отдыхать, но когда это сделаешь, если прямо в праздничную ночь кто-то вздумал повеситься на Главной Рождественской Ёлке? Не насмерть, у него и в планах такого не было, просто парень решил, что на дереве не хватает игрушечного ангела. Тогда он взял напрокат костюм, переоделся и полез украшать собой мир. Трогательный пример самопожертвования, если подумать, но, почему-то, не слишком вдохновивший полицейских.
С тех самых пор, как город замело и проморозило, никаких преступлений не совершалось. Нарушители тоже люди, и если им жалко не копов, то хотя бы себя. Попросту никто лишний раз не выходил на улицу.
В тот вечер по снегу вилась единственная цепочка следов. Принадлежала она инспектору Блейку и соединяла домик одной очаровательной старушки (которая так настойчиво предлагала выпить ещё чашечку чая, что от её гостеприимства пришлось бежать через чердак), кондитерскую с тёмной историей и вкуснейшими пончиками и родной полицейский участок, на котором готовилась замкнуться. Настроение у Блейка было приподнятым.
А потом на него напал взбесившийся снеговик.
У этого существа не было шеи и, судя по издаваемым им пыхтящим звукам, мозгов. Зато посередине находился характерный для снеговиков туловище-шар.
Схватка получилась короткой и яростной. Не обошлось без жертв: пакет с пирожными безвозвратно утонул в сугробе.
Отплёвываясь от снега и прочищая уши, Блейк уловил знакомый голос, ругающий профанов. А то, что детектив принял за морковку, оказалось собственным длинным покрасневшим от мороза носом Аристотеля Кейнса.
Постепенно до Блейка стал доходить смысл ситуации. Более того, он вспомнил, зачем посещал милую старушку: чтобы составить фоторобот её пропажи. Какой именно? Этого он ещё не припомнил. Что-то мелкое; такие дела обычно складываются в ящик стола и ждут, когда в каком-нибудь полицейском проснётся иррациональная тяга к подвигам.
А Кейнс как всегда был тут как тут, чтобы вмешаться в дела полиции. Ну и пожалуйста! Блейк хотел сказать, что направляется в участок и будет весь вечер пить кофе с пончиками. Блейк хотел сказать, что Кейнс может сколько ему угодно носиться по морозу. Блейк хотел уйти, но внезапно обнаружил себя впряжённым в санки.
А ведь всё так хорошо начиналось.
- Знаешь, эти лыжи чудесно подошли бы к твоим очаровательным меховым наушникам, лапуля, - заметил Блейк. Он отказался надеть розовое недоразумение: во-первых, чувство собственного достоинства ещё не упало ниже его настроения, а во-вторых, они на него не налезали, - может, забежим по пути купить тебе сахарную вату? Тут недалеко, на другом берегу реки.
Слой снега выпал настолько толстый, что если бы в нём была выкопана могилка, а на её дно уложен Аристотель, то на поверхность не выглядывали бы ни нос, ни пузо детектива – две самые выступающие части.
Воображает себя Шаломсом, а весит как Эклер Пюарэ* - размышлял Блейк. Когда-то он был очень начитанным молодым человеком. Потом он стал полицейским – лучшим полицейским, чёрт возьми! – под руководством изверга-начальника. А сейчас ему уже полвека и он катает на саночках избалованного рыжего толстячка. Должно быть, в наказание за грехи. Чем не завязка очередной приторно-морализаторской рождественской пьески?
- Эй, Профан, хочешь сухарик?
- Я хочу участвовать в расследовании твоего таинственного исчезновения, - честно признался Блейк, но из-за завывания ветра его вряд ли кто мог услышать. Разве что Всевышний, потому как инспектор тут же пребольно обо что-то стукнулся. Он ойкнул и поднял глаза.
Это был монументальный и довольно безобразный снеговик. Блейк опустил взгляд: тут же след обрывался.
- Конечная станция, - пробурчал инспектор и лягнул санки, - Северный полюс.
Освободившись от лишнего груза, он пару раз обежал снежную скульптуру, чтобы удостовериться, что идти им больше некуда.
- Кейнс, просто признайся, ты сам всё подстроил, - обернулся Блейк. Он нагнулся, и, зачерпнув горсть снега, стал скатывать снежок, - тебе, видимо, остро не хватает моего внимания. Хочешь, я на выходных свожу тебя в цирк, познакомлю с рыжими клоунами. Отличные ребята и занимаются как раз своим делом. Получай!
Первый снаряд угодил прямо в пузо Аристотеля, попасть в которое было не сложнее, чем вдеть нитку в ушко трёхметровой иглы. Второй ударил соперника в плечо. И вскоре стаи перелётных, бесшумных, как наёмные убийцы, снежков заполнили воздух.
- Смотри-ка, - во время краткой передышки, тяжело дыша, сказал Блейк, долепив на голову снеговику нечто вроде клюва, - вылитый ты. Если отлить из золота, можно ставить на главной площади.
«Ап-чхи!» - внезапно раздалось из недр снежной фигуры.
В то же мгновение Блейк взлетел на Аристотеля со скоростью испуганной кошки. Это нервы его предупреждали, что не вынесут появление второго за вечер сумасшедшего снеговика. Или второго Кейнса.
__________________
*Серия популярных юмористически-детективных романов под авторством некой Агаты К., по слухам проживающей в Виспершире.
Отредактировано Bertram Blake (06.12.12 22:54:47)
Нынче в Виспершире все рекорды среди тем для разговоров за вязанкой дровишек била погода. Если бы у неё была собственная антропоморфная персонификация, у той бы сейчас наверняка горели уши. Уж на что Виспершир всегда отличался своенравным климатом, этой зимой он превзошёл сам себя и пару стран-соседок.
Жители прибрежного городка, замурованные снежной бурей, преспокойно позабыли о должностных обязанностях, поглубже внедрились в тепло своих домов и намеревались просидеть там как минимум до наступления календарной весны. Вполне закономерное желание для всех, кто обременён недвижимостью, надоевшей работой и отсутствием совести. Арчибальд был лишён сих разрушительных факторов, благодаря воспитательному гению Майлса.
Не имеющий определённого места жительства опекун одиннадцатилетнего мальчугана мог бы стать настоящим мастером по конструированию иглу. Ночью, когда на Виспершир внезапно обрушилась белая стена снежинистой массы, Дрейк и Тони как раз разжигали небольшой костёр под мостом. Майлс, как сторона ответственная за физическое здоровье и моральное благополучие растущего организма, тут же принялся взбивать снег, лепить из него нечто твёрдое, надёжное и круглое. Так, незаметно для себя, Арчи и костёр оказались под куполообразной крышей эскимосской хижины. В такие моменты мальчик яснее всего осознавал, насколько правильно поступил, когда пошёл на поводу у меркантильных инстинктов и усыновился до абсурдного везучим попрошайкой.
Просидеть всю зиму в ледяной избушке на куриных потрошках было, конечно, заманчивой перспективой, но будущая политическая карьера Дрейка требовала финансовых вложений и мирового господства над кепочкой Тони. Чтобы вложить в себя что-то ценное и нужное, это что-то необходимо было сначала украсть. Чем Арчи и занялся после плотного обеда, компота и вафельной трубочки с заварным кремом. Откуда всё это взялось в снежной берлоге, воздвигнутой под мостом? Из того самого волшебного карманного измерения, из которого на просветлённую голову Майлса всегда вываливалось всё необходимое. О таком измерении, к слову, Дрейк тоже собирался помечтать, когда вырастет.
Оставив Тони наедине с его блаженной улыбкой, Арчибальд отправился на запах копчёной колбасы и сокровищ.
Несмотря на юный возраст, пробелы в искусствоведении и ювелирном деле, Дрейк всегда умудрялся выудить самую дорогую вещь из сонма сверкающих безделушек. А ещё он любил всё маленькое и компактное, чтобы без проблем можно было рассовать награбленное по карманам и уйти с места преступления, не вызвав подозрений.
Снег скрипел под ногами, напоминая звуками игру на скрипке одного уличного музыканта, с которым Арчи частенько приходилось пересекаться по долгу бродяжничества. Фонари подмигивали неровным жёлтым светом. Узкие улочки, широкие проспекты, извилистые, вымощенные булыжником тропки – все были превращены в один сплошной сугроб и припудрены налётом сказочности. Арчи брёл сквозь эту сказку с самыми корыстными побуждениями, преступными планами и противозаконными намерениями, всё глубже и глубже увязая в снегу.
Дом мисс Бредли-Вульф спасительно маячил яркой черепицей над ровным белым полотном, в которое превратилась Малооблачная аллея. Именно этот дом и выбрал Дрейк в качестве сегодняшнего рабочего места. Узкое окошко на чердаке, врождённая ловкость и криминальная изобретательность помогли мальчишке проникнуть в согретое камином жилище. Радовало, что у будущей жертвы ограбления не было домашних животных, с ними у Арчи всегда возникали проблемы, даже с аквариумными рыбками.
Арчибальд устроил себе экскурсию по дому. Он с любопытством бродил по всем комнатам, заглядывал в шкафы, угощался печеньками из расставленных кругом вазочек и ни разу не встретился с хозяйкой дома. А потом Дрейк увидел ЕЁ. Он давно мечтал о маленькой ложечке, с которой поедание овсянки по утрам стало бы настоящим эстетическим удовольствием. Её можно было держать в качестве личного сокровища, закладывать в ломбарде при наступлении финансово тяжёлых времён и передавать по наследству. В общем, мечта, а не столовый прибор.
Завладев добычей, Дрейк пустился наутёк. Первым препятствием на его пути к свободе и счастливому будущему оказался разросшийся под окном сугроб, в котором Арчи застрял на долгие восемь минут. Этого времени хватило, чтобы мисс Бредли-Вульф обнаружила пропажу и вызвала полицию. Как оказалось, не только Арчибальд оценил всю чудесность ложечки. Выкопаться из сугроба мальчишке удалось как раз к окончанию чаепития инспектора и пострадавшей от коварства "Снежного Вора" дамы.
Бежал Дрейк на сверхзвуковых скоростях, доступных лишь улиткам в летнюю пору. По голосам, вспарывавшим снежную тишину, Арчи понял, что преследователей стало больше одного и у них явно был транспорт. Нужно было срочно что-то предпринять.
Когда инспектор Блейк и детектив Кейнс (а это были именно они - врагов номер один нужно знать в лицо, по голосам, оттенкам кашля и размеру обуви) настигли Арчибальда, тот благополучно замерзал в снежном коме. Как Арчи оказался внутри снеговика? Не будем раскрывать всех тайн, должна быть в исчадии Ада какая-то загадка. Важно было то, что расчёт Дрейка сработал не до конца. Он надеялся, что преследователи прочухают мимо, а он преспокойно выберется из укрытия и отправится в их с Майлсом иглу кружным путём, но старые законники своими препираниями обещали застрявшему в снегу ребёнку все прелести двусторонней пневмонии.
Руки, нос, подбородок - Арчибальд замерзал в хаотичной последовательности. Когда холод вцепился ледяными иголочками в ступни, мальчик чихнул. Пять раз подряд.
- Боюсь, у меня нет такого объёма свободного времени, чтоб тратить его на профанов. К тому же часть моей гениальности может осенить тебя, чего, естественно, я не хочу. Да и тебя тут же уволят из полиции - ведь ты начнёшь действительно раскрывать дела.
Чем дольше Аристотель глядел на сухарик, тем больше уверялся, что для Блейка это будет незаслуженным лакомством. Но он уже предложил - поэтому только и мог, что вымазать сухарь в белой пудре. Пудра была особой, специально для снятия отпечатков пальцев у подпавших под подозрение призраков. Хотя ненаглядные кошки Кейнса были уверены, что это белый порошок, который просто необходимо разносить по всему жилищу - без него интерьер не отличался достаточным лоском.
Аристотель тщательно вымерял дозировку: нужно было посыпать сухарик от души, но чтобы Блейк не подумал, что это сахарная пудра - и в порыве благодарности не совершил чего-нибудь непоправимого, после чего их отношения не смогли бы остаться прежними. Например, не сказал "спасибо".
И тут мир перевернулся. Не просто перевернулся - накинулся на ничего не подозревающего детектива, облапил сугробом, залез за шиворот и даже присыпал ярко-рыжий чубчик. Возмутительное поведение для мира, такое нельзя оправдать даже застарелым несовершенством вселенной.
- Кошка, - только и сказал Аристотель. Ведь он был тем самым джентльменом, который назовёт кошкой любой объект, об который споткнётся ночью. - Кошачья кошка.
Он с великосветским изяществом отделил себя от снежной поверхности. Поднялся. Отряхнул полы пальто. И получил снежком прямо в средоточие своей мужественности. Да, именно так он называл это место. Возмутительное поведение даже для мира, в котором существует Бертрам Блейк. Его, аристократа, обладателя справки о голубой крови с аквамариновым оттенком, запятнали снежком!
- Британская длинношёрстная! - выкрикнул Кейнс, загрёб побольше снега обеими руками и швырнул всё это в самый небритый субъект возле себя. Нет, не в ёлочку. - Мейн-кун сфинксовый. Висперширская умнохвостая, - добавил он уже спокойней.
"Моё поведение совершенно неприемлемо, - сказал он себе. - Нужно снисходительней относиться к проделкам пролетариата". В конце концов, противостоять Блейку всерьёз было бы глупо - слишком разные категории. Ведь Блейк один, Бертрам - и всё тут. А за ним, Аристотелем Кейнсом, следует длинная вереница славных предков с Биографиями, Подвигами и Регалиями. Конечно, они совершенно несопоставимые противники. Да Блейка можно было забить насмерть одним только портретом Плутарха Кейнса Третьего, не говоря уж об остальных семейных реликвиях.
- Блейк, я рекомендую вам прекратить быть профаном в квадрате и вернуться к обычному состоянию, к профану в первой степени. Буду благодарен, если вы перестанете, - с тысячетонным достоинством промолвил Аристотель ровно через десять секунд после того, как обстрел прекратился. И, конечно же, победно, торжествующе улыбнулся - ведь подействовало! Даже простейшие существа вроде амёб и полицейских способны воспринимать приказы, высказанные в нужной форме.
Наконец, появилось время и для того, чтоб разглядеть единственного свидетеля недавнего безобразия. Обойдя снеговика кругом (естественно, в противоположную от Блейка сторону), Кейнс внимательно осмотрел его. Достал из саквояжа монокль, вставил его в глаз. Прищурился.
Судя по всему, снеговик явно подходил на роль подозреваемого в воровстве. Ведь у него были руки.
- Довольно молод. Не женат. Возможно, прихрамывает на правую ногу, слишком много курит и тяготеет к поеданию мыла. А вы что скажете, профан? - светски осведомился Аристотель, разглядывая правую ветку.
Предположение, что всё подстроено, он, конечно, пропустил мимо ушей. Зависть, банальная зависть. Как у Сахарьери к Мимоцарту. Кстати, нужно отметить себе: не брать из рук Блейка ничего съедобного.
Но, как оказалось, в любом человеке можно найти нечто хорошее. Блейк неплохо лепил. По крайней мере, передать благородную форму кейнсовского носа ему удалось.
- Неплохо, неплохо, - признал Аристотель. - Если... ах, прости, я хотел сказать: когда тебя выгонят из полиции, я возьму тебя в ночную смену изготовителей моих скульптур. Китти неплохо справляется, но так устаёт, так устаёт... Будьте здоровы, милейший, - это уже было обращено к снеговику, который вдруг расчихался.
От этих простых звуков в Блейке пробудился первобытный Зверь. Только был он почему-то белкой. Стряхнув её с себя, Кейнс достал из саквояжа белый платок с инициалами Т.Н.Р. и утёр снежному джентльмену его великолепный нос.
Да, действительно великолепный. Пожалуй, в творчестве стоило попробоваться и самому.
С чуть насмешливо-недоверчивым видом, свойственным представителям высшей прослойки общества, когда приходится заниматься физическим трудом, Кейнс принялся катать ком. Затем второй. Третий был совсем маленьким и странной формы. Поставив комья друг на друга, Аристотель критически осмотрел их и заоглядывался вокруг.
- Я назову этого снеговика Профан. Или... или нет, Профан. Да, точно. Не подашь вон те кривые отвратительные веточки и вон то воронье гнездо? Профану нужны руки и волосы.
Отредактировано Aristotle Keynes (06.12.12 21:25:26)
Стемнело. Тишина вокруг была оглушающей, как пушечный выстрел. В самой глубине своей матовой черноты небо слабо сияло. Блейк лежал на спине, смотрел вверх и представлял разнообразные варианты смерти Аристотеля. Больше всего ему понравился образ Кейнса, подавившегося комочком шерсти.
Детектив поднялся, отряхивая рукава. Темнота надавила на него с новой силой.
- Кейнс, я перережу тормоза на твоём велотренажёре, - сообщил Блейк, просто чтобы поддержать светскую беду. На самом деле его сейчас сильнее интересовал снеговик, который выглядел как дикий первобытный предок Аристотеля, гордый носитель фамильного носа.
Блейк поковырял носком ботинка спрессованный снег, обошёл изваяние кругом, потом ещё раз. К концу третьего круга он перестал чувствовать все имеющиеся у него в наличии пальцы, в середине пятого он окоченел окончательно и стал ощущать себя бестелесным Взглядом, высотой в шесть футов. Блейк почти не удивился бы, споткнувшись сейчас призрачными ногами о собственный замёрзший труп.
Аристотель принялся возиться в снегу. Детектив покосился на него и подумал, что с тех пор, как дружище Ломман подался в призраки, закидывать его снежками стало неспортивно, а с Ридом проделывать подобное было просто небезопасно. Тут Блейк поймал себя на странном чувстве, как будто внезапно его внутренний моторчик генератора ненависти к Кейнсу слегка сбросил скорость – должно быть, нуждался в топливе.
- Я назову этого снеговика Профан. Не подашь вон те кривые отвратительные веточки? – спустя некоторое время подал голос Аристотель. Блейк как раз выцарапывал палочкой на Г-образном снежке калибр и серийный номер. Вместо ответа он прицелился и изобразил выстрел, а потом швырнул снежок-пистолет в напыщенного рыжего толстопуза. Впрочем, он всё равно промахнулся из-за досадной неаэродинамичности снаряда.
Комиссар нахохлился и сунул руки поглубже в карманы, нащупав на дне одного из них любимую курительную трубку. Спички тоже были там.
Продрогшие нейронные связи мозга заискрили на стыках, сооружая план действий.
«Не-ет», - подумал Блейк, но нейронные связи оставались непреклонны.
«Вот дрянь, - спохватился Блейк, с треском ломая санки на щепки, - разве это не порча чужого имущества?»
«Да успокойся, - подмигнули ему нейронные связи, - скажешь, что конфисковал транспортное средство во время преследования подозреваемого, копам можно так делать».
Блейк немного расслабился, ведь он и в самом деле где-то читал об этой полицейской привилегии – оставалось надеяться, что не в комиксах про Битлмена. Кроме того, сложенные шалашиком полозья на удивление быстро занялись пламенем.
Блейк опёрся спиной о снеговика, вытянул к огню руки, и на него напала вооружённая банда под предводительством блаженства и благодушия.
- Аристотель, как там было, у Ш.К. Спира, не помнишь? «Нет повести печальнее на свете, чем повесть о пропущенном обеде»? Твои клубки шерсти с запахом рыбы наверняка по тебе ужасно соскучились, может, пойдём по домам, а?
Костёр трещал. Раскуренная трубка испустила облачко дыма. Бертрам почувствовал, что вообще-то неплохо устроился прямо «здесь и сейчас» и вовсе не испытывает острого желания пробираться сквозь снега в неведомое «куда-то там».
- Если ты превратишься в кусок льда, - сказал Блейк, подпирая рукой щёку и щурясь на огонь, - то станешь айсбергом. Тобой можно будет топить корабли. Под лирическую музыку, только представь себе…
Кап-кап. Кап. Зашипела вода, попавшая в костёр. Детектив посмотрел наверх и едва успел откатиться в сторону, прежде чем уродливая голова снеговика рухнула на него сверху и разбилась вдребезги. Огонь похоронило под лавиной снежных осколков.
- Святые макарошки, - протянул детектив, - так и поседеть недолго. Скажи, мне зря кажется, что этот гигантский снежок пытается меня прикончить?
Строго говоря, Блейк, считавший, что простейшие правила безопасности для него не писаны, был виноват сам. От жара костра снеговик оплавился, как свечка. Впрочем, что касается головы – она всё ещё у него была. Правда, маленькая, темноволосая, лохматая и с большими-большими глазами.
Блейк взял истинного обладателя головы за шкирку, но снеговик не хотел так просто с ним расставаться. Детективу пришлось повозиться, прежде чем парнишка был освобождён и поставлен на ноги.
- Ты сейчас ничего не хочешь нам рассказать? – Блейк упёрся руками в колени. Ему не часто приходилось общаться с детьми – он предпочитал так не рисковать.
Отредактировано Bertram Blake (09.12.12 00:20:09)
Чтобы понять, как решить проблему, ты должен думать как проблема, жить как проблема, ты сам должен стать проблемой! (ц)
Тьма сгущалась над Висперширом, имя ей было – ночь. Впрочем, Дрейка сей факт мало заботил, пару секунд назад он утерял связь с последним из пальцев. Левый мизинец храбро пал в неравном бою с минусовой температурой и повышенной влажностью воздуха.
Арчибальд уже никуда не торопился, он потихоньку начинал отождествлять себя со снеговиком и думал о том, как здорово было бы весной растаять. Время от времени от снежных дум отвлекали загнавшие мальчика в антиоздоровительную ловушку взрослые. Преследователи оказались на редкость шумными, неугомонными и назойливыми. Вместо того, чтобы заняться таки расследованием кражи, они предавались совершено не соответствующим их возрасту непотребствам. Слава Богу, Арчи сидел в своём снежном склепе и ничего не видел, всё же детскую психику так легко травмировать, даже если принадлежит она будущему разрушителю мира.
К тому времени, когда перестрелка снежками закончилась и началось соревнование по фигурной лепке, Дрейк пытался в ускоренном режиме освоить медитативные техники тибетских лам, дабы надолго уйти в изменённое состояние сознания, позволяющее не реагировать на суровую окружающую действительность. В один прекрасный момент Арчи понял, что у него начало получаться. Как иначе объяснить лёгкое дуновение тепла, прочувствованное всей кожей? Зажмурившись посильнее, мальчик продолжил думать о жарких странах, растопленных каминах, адских кострах и духовках всех едален Виспершира. Затем что-то в его положении относительно Вселенной неуловимо изменилось. Звуки стали громче, ближе и натуральнее, ночной ветерок коснулся коротких волос и присыпал макушку тлеющими искрами экстренно потушенных угольков.
Арчи открыл глаза и упёрся взглядом не в ожидаемо-снежную массу, а в тёмное, низкое небо. Его всё-таки нашли. Но отнюдь не рассекретили! Не будут же эти престарелые джентльмены раздевать продрогшего мальчишку прямо посреди зимы, чтобы обыскать на предмет причастности к ограблению и попутно получить пару-тройку обвинений в педофилии.
Дрейк шмыгнул красным носом и разомкнул посиневшие губы (да, его лицо своей цветовой гаммой сейчас напоминало флаги нескольких стран):
— Само собой, хочу, — недовольно высказал Арчи, выбираясь из потерявшего стратегическое значение убежища. — Из-за вас, мистер, я только что проиграл двадцатку.
Арчибальд не стучал зубами, это было ниже его достоинства. Эта партия ещё не была проиграна, потому малолетний вышивальщик коварных планов не спешил сдаваться.
— Но если вы возместите мне нанесённый вашими действиями ущерб, я, так и быть, не буду являться к вам в кошмарах.
Наглость, уверенность, напор, обвиняющий взгляд и надрывный кашель могли выбить в придачу к ложечке неплохую денежную компенсацию.
Пользуясь тем, что Блейк решил поиграться в скаута и развести костёр, Аристотель решил поигра... заняться эстетической стороной своего снежного творения. Он не поленился и сам взял те веточки, которые просил. Он пристроил воронье гнездо под нужным градусом кривизны, отчего оно казалось замершим в сползающем положении. Он даже выкопал в снегу ямку специально для того, чтоб найти пару камушков и сделать из них глаза.
Профан получался вылитый. Ну, ладно, - вылепленный.
- По моему скромному мнению, - сказал Аристотель, безмолвно, но крупночитаемо выражая всем собой, что на самом-то деле его мнение никак нельзя назвать скромным, - гораздо печальней будет повесть о пропущенном ужине, завтраке, а уж затем обеде без перспективы следующего ужина, с давно пропущенным бритьём, принятием ванны, с несколькими пропущенными повышениями по службе и начальником-деспотом.
Он вроде как сочувственно вздохнул и продолжил колдовать над Профаном. Подобранный снежок, долженствовавший изображать пистолет, прекрасно дополнил образ.
"Хм, а ведь на нём есть отпечатки пальцев Блейка... Не будь я кристально честным детективом, который никогда не обращает свои гениальные способности во зло, можно было бы инсценировать самоубийство".
Впереди ещё оставалось много работы. Для полного сходства Профана нужно было нарядить абы как (в случае эстетической требовательности Аристотеля это был бы чрезвычайно выверенный "абы как"), дать ему трубку, а потом трое суток не позволять ему спать. Не то чтобы Кейнс всерьёз собирался посвящать этому столько времени. В конце концов, он не был намерен увековечивать облик Блейка.
Да и руки мёрзли.
Поглядев на костёр с сомнением, вполне оправданным, ведь его сотворил Блейк, Аристотель всё-таки достал из саквояжа раскладной стульчик и присел у огня. Руки покалывало от холода. Поколебавшись, Аристотель протянул пальцы к огню - но не просто две пятерни, нет. Он очень аристократично отставил по три пальца каждой руки и окунул их в поток тепла. Со стороны могло показаться, что творится какой-то древний ритуал посвящения. Кейнс чихнул.
- Если я превращусь в кусок льда, меня будут выставлять в музеях, как самый лучший кусок льда.
Тут Блейк метнулся в сторону, а безымянный снеговик очень энергично кивнул. Даже слишком энергично.
Кейнс моргнул рыжими ресницами, очень ярко выделяющимися на фоне облепленного разлетевшимся снегом лица.
- Кошка, - снова сказал он, совсем кротко и удивлённо. - Кошкоти ты поже мой... - тут пришлось прерваться на то, чтоб выплюнуть комья снега изо рта и вытереть лицо платком - конечно, не тем, которым был вытерт нос безвременно почившего снеговика. Аристотель бесконечно гордился тем, как хорошо Китти гладит, поэтому позволял ему ухаживать за собой и всегда носил с собой не меньше пяти накрахмаленных платков.
- Да это же мальчик. Блейк, ты высидел мальчика!
Он даже не знал, что делать. Он терпеть не мог Блейка и желал ему зла, справедливости и Рида в начальники. Но мальчик... любой аристократ скажет вам, какая радость - обзавестись наследником, да ещё с первого раза - наследником мужского пола. Нельзя было не порадоваться за Блейка.
Вот он и порадовался. Даже хлопнул новоявленного папашу по плечу, молодец, мол. Хоть в этом не профан. Продолжишь род, а там, глядишь, поколений через десять твои потомки станут не такими плебеями. Всякое в жизни бывает, иногда и страусы летают.
- Привееет, - сказал Кейнс ласково и мягко, как говорил только со своими кошками - а ещё с грудными детьми и зарёванными старушками, чей мистер Мохнолап застрял на дереве и басовито воет с верхней ветки: эй, двуногие, а подать мне сюда лестницу. - Это кто тут у нас такой... Такой промороженный? - даже умилённое сюсюканье не смогло пойти против истины. Мальчик действительно отличался от снеговика не в лучшую сторону - тот был хотя бы белым, а не синим. Ну да дети редко бывают красивыми. В конце концов, детей Аристотеля ещё не существовало.
Кейнс весь вытянулся вперёд, как охотничья собака. Он Чуял. Как Шаломс. Как Пюаре. Как миссис Мурпл, хоть она и была всего лишь женщиной. Разгадка "Дела о похищенной ложке" была близко. Может, этот мальчик сможет дать подсказку, после которой удастся размотать весь клубок. Если его, конечно, не убьют до того, как он успеет что-то сказать. Но вероломный выстрел или любой другой способ убийства всё равно дадут подсказку пытливому уму детектива!
- Мальчик, а мальчик? Ты не видел случайно золотую ложечку с нарисованной кошечкой? Ну, такая жёлтая штучка, блестящая. А я тебе... я тебе сухарик дам.
Местное обморожение и приятный голубоватый цвет лица обычно не передавались по наследству, иначе Бертрама и выуженного из снеговика мальца действительно можно было бы принять за родственников. Блейк вспомнил о шапке, подаренной ему Ханной на прошедшее рождество - полосатой вязаной шапке, увенчанной помпоном, – и о данном (нарушенном) обещании её носить. Всё-таки Ханне патологически необходимо было о ком-то заботиться, а её папа не только перестал мёрзнуть, но и начал пропускать предметы одежды сквозь себя. В общем, Блейк ещё раз напомнил себе почаще слушаться мудрую дочурку друга.
- Высидел? А мне казалось, что индюк здесь ты, - парировал Блейк, заново набивая трубку табаком, - и, понимаешь ли, незнание, откуда берутся дети, - это очень досадный пробел в твоём образовании, но пожалуйста, пожалуйста, избавь меня от необходимости пояснять тебе, что к чему!
Но Аристотель уже был занят. Прямо сейчас он уверенно подписывал себе смертный приговор.
Блейк немногое знал о детях. Обычно они бывают около пяти футов ростом, восьмидесяти фунтов весом и злыми на весь окружающий мир, как невыспавшиеся кошки. Ещё они уверены, что все взрослые идиоты, надо сказать, небезосновательно, потому что ни один полноценный ребёнок (и вот это Блейк знал наверняка) на дух не переносит сюсюканье. Особенно маленькие мальчики со взглядом хищной северной птицы.
Так что Блейк, оставшийся в привычном для себя амплуа «плохого полицейского», сейчас рисковал заслужить намного меньше отборной ненависти, чем Аристотель, злоупотребляющий ролью «хорошего копа».
«Интересно, а он попытается ограбить Кейнса?» - с невесомой надеждой подумал Блейк.
То, что мальчишка промышлял воровством, не вызывало никаких сомнений. Хотя бы потому, что часть одежды на нём была ему сильно велика, а другая часть ещё вчера висела на бельевых верёвках миссис Бинкс.
- Эй, парень, ты мне кажешься знакомым. А если мы знакомы, то ты уже попадался, не так ли? – намекнул полицейский и ещё раз внимательно оглядел мальчишку. Профессиональная подозрительность запрыгала на месте, размахивая руками, чтобы привлечь к себе внимание.
Вокруг всё так же не было ни души. Ещё бы, ведь совершенно очевидно, что позднее время и плохая погода заставили жителей отложить все дела на потом. Конечно, некоторые дела не терпят отлагательств, например такие, как вставление палок в колёса расследования, чем обычно и занимался Аристотель. Блейк, само собой, был при исполнении служебного долга. А вот какое такое важное дело имелось у беспризорного мальчика, воспитанного дикими снеговиками, оставалось загадкой.
Определённо, парнишка всем своим видом вызывал жалость, желание связать ему полосатую шапку с помпончиками и научиться ради него печь пирожки. Зато он был настолько мелкий и юркий, что вполне мог бы спрятаться в слепом пятне глаза или притвориться кошкой, чтобы обмануть доверчивую близорукую старушку.
- Молодой человек, я дам тебе двадцатку, если ты признаешься в ограблении госпожи Бредли-Вульф, - внезапно заявил Блейк. Должно быть, во всём городе сейчас нашлось всего три идиота, которым не сиделось по домам, инспектору полиции только и оставалось, что вычесть двоих – и дело раскрыто. Элементарно, Кейнси!
Если бы все в этом мире мыслили как Аристотель, такие громкие обвинения с применением шантажа и подкупа грозили бы вызовом на дуэль, уколом отравленного зонтика, угощением отравленным пирожным или пинком отравленным ботинком. Однако месть маленького мальчика обещала быть несравненно более свирепой и изобретательной.
На смертном приговоре Блейк поставил свою подпись прямо поверх Кейнсовой.
Некоторые взрослые попадают в Рай. Пожалуй, это религиозное заблуждение было единственным фактором, отделяющим голову инспектора Блейка от пули, преспокойненько зимующей в его же табельном оружии. У детей всё-таки есть слабости - они верят в Санту, в Бога и в натуральный шоколад на глазированных сырках.
Некоторые взрослые задают слишком много вопросов, лишая всякое ясноокое исчадие Ада, не вошедшее в пубертатный период, шанса на неуничтожение мира.
В ответ на сюсюканье Дрейк хотел выпустить изо рта угрожающее облачко пара, но затем решил не распылять на врагов последние крохи тепла и ограничился мрачным взглядом из-под заиндевевших ресниц. Если есть взгляды, прожигающие насквозь, если есть убийственные взгляды, то непременно должны быть расчленяющие и посыпающие раны перцем взгляды. Именно таким мастерски овладел Дрейк всего после нескольких минут общения с господами детективами.
"Ненавижу взрослых, - думал он, - когда вырасту, уничтожу их всех".
Впервые за вечер он пожалел, что ему не сиделось в иглу. Там по крайней мере было тепло. И обитающий там Майлс отличался от остальных представителей вида "кому за тридцать" в лучшую сторону уже тем, что у него была кепочка. Да, всего этого всерьёз не хватало.
Внутренний компас заскрипел, его стрелка уверенно поползла к отметке "домой". И только два обстоятельства стояли на пути.
Кейнс и Блейк ничего не знали, но слишком о многом подозревали, чтобы рассчитывать на вечер в тепле, уюте и сытости. У Арчибальда зрел План.
- Тысяча крон - и я признаюсь, что ограбил Ричарда Рида.
Продрогший, посиневший, чихающий Арчи цапнул сухарик из рук Аристотеля, смерил презрительным взглядом предусмотрительно не расставшегося с двадцаткой инспектора и обошёл двоих мужчин с тыла, коварно пытаясь выкашлять лёгкие. Воспользовавшись очередной перебранкой между двумя неугомонными старцами, Дрейк вытянул заледеневшими пальцами из-под пальто свою верную спутницу - пеньковую верёвку. Обвязал лёгкой петлёй ноги мужчин и закрепил её узлом, которому вскоре предстояло быть эффектно затянутым. Всё это было проделано в режиме полнейшей секретности и в полном соответствии с путём невидимого ниндзя. Благо, помогало лёгкое обморожение ног детективов.
Убедившись, что узел крепок, Арчибальд пошёл кругом, демонстративно хлопая себя руками по бокам и согреваясь. Верёвка преданно волочилась за ним.
- Знаете, я никак не мог ограбить мисс Бредли-Вулф - кстати, кто это? Когда её ограбили? В любом случае, это был не я, - вещал Арчибальд, обходя уже пятый круг и обматывая верёвкой детективов. Выглядел он при этом честнейшим мальчиком, о котором пишут истории для учебников воскресных школ. Тем самым, который в мире и существовать-то не должен по той простой причине, что естественный отбор живые существа проходят ещё при зачатии. - Чем я могу это подтвердить? Пощупайте мои ноги. Любой эксперт установит, что они находились в сугробе не меньше сорока минут. А я, пожав руку эксперту, скажу вам, что сорок три минуты просидел в снеговике, и оставалось мне всего семнадцать - но вы расплавили моё убежище, за что я до сих пор не получил компенсации.
Грызанув на ходу сухарик, Арчи чуть не распрощался с нежно любимым зубом и долго потом отплёвывался от какой-то странной пыли, которая оставляла на языке привкус бумаги и бетонных стен. Ещё один пункт в чёрной книжечке напротив имени мистера Кейнса.
"Жёлтая блестящая штучка", а именно коллекционный столовый прибор, десертная ложка из серебра девятьсот двадцать пятой пробы, позолоченная и с эмалированным рисунком в виде любимой кошки премьер-министра Норвегии, жгла карман. Дрейк погладил её черенок озябшими пальцами и неуловимо-быстрым движением сунул её в карман Блейка.
Он пообещал себе, что украдёт другую. Пять других. И три вилки. Раз уж без жертв в этом деле никак.
- Мистер Кейнс, глядите! Не эту ложку вы искали? Как же прогнила наша правоохранительная система... Вам следует быть бдительнее с давно знакомыми профанами, - отвлекая детективов внезапным поворотом сюжета, он лихорадочно принялся затягивать верёвку. Крепче, ещё крепче. Крепко насмерть.
Он не успокаивался, пока не прикрутил детективов друг к другу и не завязал узел. Этот узел был большим, но не таким огромным, как счёт Дрейка к нахальным господам.
- Ну что, можно пожелать вам счастливого ожидания весны, - Арчи улыбнулся, чего не делал с прошлого вторника, и принялся сгребать вокруг Блейка и Аристотеля первый снежный ком для снеговика.
