Вот, посмотрите, это тыква. Самая что ни на есть среднестатистическая крупная тыква. Ведь так похожа, правда?
Правда?
Нет.
Это Дерек из параллельного класса, у которого хватило ума, чтобы выпотрошить несчастный овощ, и бестолковости, чтобы напялить его на голову. И мальчик был далеко-о-о не единственным, который сегодня отчего-то решил породниться с природой и заменить какую-нибудь из частей тела (предпочтительной среди ряженых висперширцев оставалась всё-таки голова) на тыкву, мотыгу, пластмассовую бензопилу, картонный мачете, мешок пугало, щиток для регби и всё, чего только можно было отыскать в подвалах, кладовых и гаражах. Наверняка, это должно было быть чрезвычайно круто и непревзойдённо страшно, чтобы там морозить в жилах-венах-мозгах кровь, но, признаться, получалось дело достаточно паршиво. В общем, да, сегодня весь город пестрил сообщениями о Хэллоуине и выпускал на улицы толпы «святых», отчего выглядел со стороны «приятно раскрашенным от руки». Клодия совершенно не могла уразуметь, отчего весь такой сыр-бор и, что главное, откуда растут руки, чтобы так отвратительно и неубедительно делать костюмы. Но дурной пример мотивирует, так что и Сеар тоже захотел изобразить чего обязательно прекрасного. А что нужно для чего угодно обязательно прекрасного? Прекрасный материал. А вот как раз-таки этим квартира Кентонов похвастаться не могла. То есть, Клодя, конечно, могла отыскать бронепоезд и маленькую тачанку всевозможных подсобных материалов и шитейного сырья по всему городу, однако, сегодняшний день поставил установку, что всё, имеющееся в наличии, никак не подходит. Собственно, так и было решено отправиться в ночной рейд по городу, дабы неосознанно выступить в роли гордого медвежатника и первоклассного партнёра. То есть портного.
Улочка за улочкой, нарочито сгорбившись и став ещё менее заметной, чем только можно, Кентон семенила темнеющим городом и спешно пробегала взглядом по всему, до чего оный мог дотянуться. Ничего интересного, как по закону пад.. подлости. Сплошная сомнительная бутафория, самодеятельность и пропущенные уроки ИЗО. На одном из поворотов Клодя неудачно вписалась в целую кучку не на шутку отупевших вампиров-суицидников, отчего-то вооружённых кольями и корабельными крюками, и вынуждена была с ускорением пробиваться через нежно щебечущую компанию юных кровосисив.
Кругом одни дилетанты.
Становилось невообразимо грустно. В какой-то момент, когда один из упырей с крюком в руках опять появился в поле зрения, Кентон невольно даже весьма поэтично представила, как «уходящий день тянется к головам, свисающим с крюков...». Это определённо смотрелось бы более убедительно, всё-таки хоть какая-то ответственность проявлена была бы в этом серьёзном деле. Но живописные крюковисящие полотна мгновенно растаяли в воздухе, как позапрошлогодний снег, как только Сеар совершенно случайно вперился глазами в вывешенный на высокой веранде ковёр. И не просто ковёр, а сам великий Ковёр! Вы только посмотрите! Какая тонкая работа, какой профессионализм, какие материалы, как плавно перетекают цвета! Сколько света и жизни в этих нитях! Ах, а какие же они, должно быть, волшебные на ощупь!
Постояв совершенно завороженным истуканом пару минут, Клодия посмотрела по сторонам и принялась тут же выстраивать наиболее выгодную и конспиративную траекторию достижения точки Б – Ковра. Балкон этот был даже толком не балконом, ибо расположен практически у самой земли, оттого особых препятствий на пути к «прелесссти» не наличествовало. Даже жаль, нет должного драйва, четвёртого этажа, кривой старой крыши. Ещё пару секунд поизучав улицу на предмет лишних любопытных глаз, которые можно было бы засолить или закатать на зиму, Кентон осталась удовлетворённой тем, что никто из маньяков, упырей, трупаков и прочих бутафорских уродов не шастает в непосредственной близости и с должным вниманием. Таким образом, через полминуты Сеар уже забирался по правому краю вдоль самой стены на балкон, ибо именно эта часть была наиболее плохо освещена. Вынырнув из теней и благополучно перебросившись через перила, он автоматически беззвучно пал ниц, словно дуб, долго сопротивляющийся топору дровосека, но вот он снова поднялся с земли, и лицо его сделалось суровым и паукообразно продолжил подкрадывание к Ковру, уже забыв осмотрительно глядеть по сторонам.

Отредактировано Claudia Kenton (28.10.12 14:49:04)

Долгожданная передислокация была практически благополучно завершена, а расово верный Ковёр был уж на расстоянии протянутой руки помощи, как откуда ни возьмись явился в тиши ночной, при свете ламп чей-то прикрякивающий сигнал. Сигнал этот носил, надо понимать, исключительно оповестительную функцию привлечения внимания и оставлял надежды на то, что ни чем большим грозить не собирался. С огромнейшей неохотой Клодия отвернула лик свой от Ковра и повернулась приблизительно на звук. И – на тебе! – а балкон-то обитаем. И чего это кто-то дома остаётся, пока на улицах упыри да вурдалаки – сотоварищи тебе?
- Какой бы силой мысли ни владели,
Каким бы праведным бы ни был гнев
Он не желает, дабы люди пели,
Пока Ковёрчик красит чужой хлев.
Тут Сеар, признаться, нарочито подыграл театрализованному приветствию, подумав, что, вероятно, попал на репетицию выступления или что Маска с цирковой самодеятельности переориентировалась на драматургию. Но что делает в «Зеркальной маске» сам пахан Виспершира, мэр из мэрии, как говорил папа. Что?! Так, ну да, Клодия, разумеется, знала, как выглядит и кем является он, оттого не узнать чревовещающего ночного поэта не могла. Вот только, диво дивное, что он тут делает? Или это она куда-то не туда забрела? Если говорить начистоту, то после того, как девочка узрела превеликий ковёр, то дальнейшее развитие событий ушло в известную сладковатую дымку, мол, «и увидел он ковёр, и понял он тут, что его накрыло», а дальше – как в тумане.
Впрочем, из уст по-паучьи распластанного по полу ребёнка драматическая поэзия звучала, наверное, ещё более странно, чем от товарища главного. Что-то подобное пришло и Клодии в голову, вестимо, так что она поднялась, собрав свои конечности в общий человекопрямоходящий облик, благополучно приняв вертикальное положение. Теперь Сеар куда больше походил на совершенно обыкновенного юного висперширца, кучерявого и обвешанного швейной фурнитурой.
- Упырей выслеживаете? Они ведь ковёр увести могут, им его ни в коем случае нельзя доверять, они дилетанты, шантажисты и балаганщики!
Смысл некоторых слов Кентон хоть и представляла несколько мутновато, но этого было достаточно, чтобы неосознанно использовать везде, где б-г повелит. Кто повелит? БГ. Горис Бодунов, конечно же. Хотя начерт он нам сдался? У него-то, небось, и приблизительно такого качества плетни нет.
- А зачем вам его сердце?
Тут прозвучало искреннее, но совершенно отмороженное недоумение. И правда – зачем? Может, она чего-то не знает? Тогда определённо надобно навести правки, справки, приправки и выправки.
- Вам есть, куда его задействовать? А чем вырезать? А к чему пришивать? Хотите, вам поможет? Там на улице ещё туловище некое загадочное безэмоционально курсировало вдоль дома и носило живописный крюк.
Клодия, надо понимать, успешно пропустила мимо ушей поэтичные воззвания к имяназывательству и прочим богоугодным, но чреватым извращениям и недопустительствам. Это подсознательная самозащита, вестимо. Тоже неплохо. Девочка, незаметно кинув косяк в пепельницу на Ковёр и не затушив, таки совершила полтора небольших приставных шага в сторону и не менее незаметно потеребила за спиной ткань. Ткань оказалась действительно волшебной и воодушевляла на всяческие великие свершения.
- Клодия.
Великое свершение №1. Теперь надобно разрабатывать план грандиозного добровольного беспроцентного коврового займа без оповещений, бюрократической волокиты и регистрации.
- Вам тут не холодно?
Побрякала фенечками да всевозможными железками на руках и целомудренно пожала плечами.

Отредактировано Claudia Kenton (28.10.12 18:03:05)

Смеркалось.
К головам уже никто не тянулся, а если бы даже и захотел вдруг потянуться – ну, чем ворд не шутит? – то не смог бы, бо так никто и не сподобился их дизайнерским образом развесить на крюках да по окраинам во всеукрашенье экстерьера меркнущих во тьме ночной домов. Вот же лентяи, а не жители. Уж даже дню потянуться не к чему. Совсем ему это, вестимо, не к чему.
Казалось бы, что может быть ещё более неуместным вопросом, чем вопрошание о том, зачем ребёнок здесь? За чем? За ковром, конечно же. Но ещё более неуместным «чем-то» оказались вопросы о степени осведомленности маман, что уже попахивало несубординированными попытками выведать сугубо личную информацию и сведения, никак не являющиеся позволительными для оглашения среди ночи на низком балконе даже кому бы то ни было. Да пусть хоть сам мэр спрашивает, никак нельзя подобную информацию разглашать! И сам Комубытонибыло тоже. Хотя.. ну да, это он и спрашивал. Вот и нельзя. Мало ли, зачем это понадобилось внезапно выяснить что-то о знаниях маменьки? А, быть может, это заговор? Почему у неё самой спросить не могут? Это так, что ли, товарищ Биг Бразэ ко всем и каждому поочерёдно ночью подходит и спрашивает о том, что знают их родители такого, чего не знают они и наоборот? Это, наверное, какой-то ежедневник вести надобно, где составляется чего наподобие штатного расписания, только как перечисление необходимых к выполнению дел без дат. Для дел без датых обязательно должен быть отдельный не менее без датый блокнот в мягкой кожаной супер-пупер-обложке для пущей визуальной без датости, тут уж иначе никак. Правда, совсем без календарной ориентировки тяжело.
- Или нормально? – Последний кусочек мыслей озвучился, сам того не ведая. Клодя же была с ним целиком и полностью солидарна, оттого тоже не ведала.
Итак, что у нас? От расспросов о маменькиных знаниях надо как-то срочно уходить в степь.
- А зачем сладости? Это только тем вот пупырчатым упырям и упырчатым пупырям дают, он видел. У него не шибко товарный для того вид, наверное. Кста-а-ати.. – жевательно-резиново протянула Клодя, многозначительно поднимая брови с пола. КакМартни. Как мартни, только наоборот. – Нам действительно не страшен Кардиолог? А кому он страшен? Кажется, он его видел, но единственным бедствием, ниспосланным следом, была лишь необъяснимая паника, птицы, футболки с овчарками и постоянное повторение одного и того же.
Кентон пожала плечами. – Плед был. А когда вы голубой? – А то не прореагировала же девочка никак на последнее изречение, совсем негоже так поступательствовать. А разом и тему сменили.
Великое свершение №2. Конспирация семьи соблюдена. Плюс один шов за восстановление маскарада.
И вот хотел было Сеар это дело благополучно отпраздновать уделением внимания, собственно, причине своего здесь нахождения, ибо и так уже на непозволительно долгий промежуток времени его отвлекли от чудеснейшего господина Ковра, ка-а-а-ак… «нитуттабыла!».
Не-е-е, он определённо что-то замышляет.. сначала выведать пытаются о том, что родители знают, теперь и вовсе к ним в гости хотят прийти, да ещё и под его прикрытием. Что-то здесь не чисто.
Клодия посмотрела под ноги. Не считая пары зримых мусоринок-пылинок, было всё-таки чисто. Но подспудное беспокойство от этого не уменьшилось.
Замели следы.
Девочка никогда раньше не понимала, зачем люди заметают следы, носки и чулки, когда гораздо сподручнее их использовать непосредственно по прямому назначению, но предполагала, что если они это и делают, то заметают их куда подальше за мусорники, шкафчики для обуви и деньги. Чаще, конечно, за деньги.
- А зачем это вам идти с ним к мамепапе? – ДА! Таки секундный косяк на ковёр! – Тут же чисто и ковёрно. – И в сторону на улочку. – Вот тот костюм невообразимо ужасен, правда? – И теперь на, собственно, собеседника. – А откуда Он?
Ковёр, разумеется.