Есть люди, которые приносят радость, куда бы они не пришли. Иные — откуда бы они не ушли.
А есть люди, которых хочется облить бензином, поджечь и долгими закатными вечерами наблюдать, как их останки становятся удобрением на чьей-нибудь клумбе.
Генри Грэхем, он же Г. Г., он же мистер «твою-мать-ну-почему-в-мою-смену» бесповоротно точно относился именно к таким личностям. До его появления Рид был твёрдо убеждён, что не бывает невыносимых людей. Бывают только слишком узкие двери. Ко второй минуте пребывания с дебоширом в одном помещении пришлось признать свою ошибку и покаяться перед мирозданием.
А с другой стороны... А с другой стороны у Грэхема находилось лицо, и оно тоже было невыносимо.

«Мёртвое сердце, мёртвый надпочечник, — насвистывал Ричард прицепившийся мотивчик, бредя по коридору, — бронхи, печень, яичники...».
Атмосфера безысходности, лёгким флёром окружавшая его фигуру, чуть прибавила в плотности.
Начальник управления остановился перед дверью ИВС, откуда только что донёсся полный душераздирающего негодования вопль кондитера. Рид охотно послушал бы в исполнении Генри нечто более кричабельное, вроде: «Зачем Вам эта дубинка? О Боже, только не туда!», но Конституция была на стороне заключённого и целостности его внутренних органов.
Мужчина отпер дверь и вошёл внутрь. Эскадра отчаянных тараканьих бойцов бросилась наперерез его ботинкам. Первые два ратника погибли смертью храбрых под тяжёлыми подошвами. Остальные разбежались по углам, громко понося на тараканьем наречии бабушку демона, его прабабушку и прабабушку её бабушки.
Ричард сел за стол напротив камеры и уставился кондитеру точно в левый глаз.
— Мистер Грэхем, не сердите меня. Без Вас трупы прятать некуда. Шучу, шучу, — успокоил он собеседника, доставая сигарету и закуривая. — Место ещё есть.

Трупы. Трупы. Это единственное, что занимало его последнее время. Кардиолог был неуловим. Модус операнди демонстрировал вопиющую разрозненность в деталях. Проще было отучить Рида курить и ругаться матом, чем персонифицировать портрет убийцы. Или два портрета. Картинную галерею! Ричард вдыхал никотин и выдыхал разочарование. Быть может, именно в этот момент неизвестный преступник сталкерит по окрестностям в поисках будущей звезды криминальной хроники. Или нахально скрывается от правосудия, мимикрируя под решетку камеры. Рид наградил Грэхема взглядом, несколько более пристальным, чем взгляд дантиста, сверлящего пациенту верхний коренной.

От подозрительных мыслей его отвлёк телефонный звонок. Начальник управления загадочно помолчал в трубку ровно двадцать три секунды и после объявил демону с сожалением, достойным охотника, который промахнулся при стрельбе в крупную дичь:
— Повезло Вам! Плачьте, молитесь, любите.
На языке Рида это означало, что адвокат, священник и некто с инициалами А. К. только что миновали контрольно-пропускной пункт и вот-вот явятся сюда.
Ричард потушил сигарету о ботинок и выжидающе посмотрел на дверь.  Дверь немного напряглась.

Отредактировано Richard Reid (01.07.12 22:38:02)

Нынешний четверг был чернейшим из дней, случившихся с Алистером в этот год Красного Дракона, хотя начался он практически идеально. Сначала сработал будильник и, более того, сделал это вовремя, потом не зашёл никто из управдома, дабы испортить аппетит, настроение и заодно отбить всякое желание жить (тут Метатрону оставалось только благодарить начальство за свою бессмертную сущность). Затем парочку изюминок в создание волшебного утра внёс лёгкий завтрак в итальянском стиле, тёплый душ и махровый халат с выверено мягким ворсом.
До самого вечера всё шло по плану. Уроки в школе, обед в практически пустом пабе Витторио, пары в академии и способствовавшая учебному процессу серая хмарь за окном. Осень – благословенное время года для всех неокрепших умов, стремящихся помешать развитию своей гениальности и всесторонней одарённости, сгоняла в классы и аудитории даже самых отъявленных прогульщиков, чем профессор Кэрролл бессовестно пользовался, нагружая детей контрольными работами разной степени значимости.
Полив карликовый кипарис причудливой формы (подарок отца Бреннана на учительский день), закрыв кабинет на ключ и проверив закрытость всех дверей и окон на подотчётном ему этаже, Алистер направился на встречу со своим психотерапевтом.

Каждый четверг в семь часов вечера вот уже несколько сотен лет Метатрон встречался с Андрасом. Первую сотню лет сеансов демону, по науськиванию Хаагенти ступившему на благодатную почву ангельских фобий, приходилось нелегко, но, не смотря на палящее дыхание огненного меча и хорошо поставленный удар, он выжил и даже добился весьма существенных результатов в общем моральном состоянии ангела смерти. Эксперименты с препаратами проходили не всегда гладко, но методом проб и ошибок Франк Херринг всё же нашёл путь к обезопашиванию демонического существования – фисташки. И теперь, в этот чёрный четверг психотерапевт решил, что пора избавляться от орехового допинга.
- Выкладывай все свои запасы, я запру их в сейфе, - улыбаясь, как физик-ядерщик, нашедший в холодильнике бозон Хиггса прямо за бутылкой лечо, скомандовал Франк.
- Что, прости? – казалось, Алистер ощутил, как у него отморозило пятки, пальцы на ногах и даже носки. Это было началом конца.

Профессор Кэрролл сидел на лавочке в Двубережном парке, когда проходивший мимо полисмен обмолвился по рации со своим коллегой на другом конце радиосигнала о вконец охамевших правонарушителях, мол, им теперь ещё и проститутку в камеру подавай. Алистер моргнул. Красный, дёрганый взгляд накофеиненой белки приобрёл лёгкую осмысленность, расстёгнутый воротник и небрежно повязанный галстук взметнулись вслед за поднявшимся на ноги профессором. Метатрону было плохо, тоскливо, его бросало то в жар, то в холод, жутко хотелось грызть, чувствовать на зубах сердцевину заветного орешка и вообще он выглядел, как наркоман, не нашедший дозы, но он, тем не менее, прекрасно понимал, что оставлять Генри в участке – не та воспитательная мера, от которой будет хоть какой-то результат, помимо беременных сотрудниц управления и исписанных похабными словечками стен. Героически пошатнувшись на повороте, Кэрролл побрёл в сторону участка, дабы внести за друга залог. На пути друг за другом выстраивались круглосуточные магазины и ларьки, в которых наверняка продавались фисташки, но ангел страдальчески брёл мимо, ведь Херринг был знатоком своего дела, он заставил ангела дать честное слово, что тот больше не купит ни одного пакетика фисташек и, кроме того, не будет ни у кого их просить. Данное слово Метатрон нарушить не мог и потому болезненно ощущал, как вся его бессмертная жизнь стремительно несётся под откос безорехового существования.

На входе в полицейское управление Кэрролл столкнулся с Альбертом.
- Святой Отец, доброго вечера. Вы, гляжу, тоже пришли вывести заблудшую душу на свет Божий? – Алистер подался вперёд для рукопожатия и невзначай принюхался. – Да вы ещё и не один! Валериана, мята, мармелад… Я ничего не перепутал? – с затаённой надеждой в голосе поинтересовался ангел. - Хорошо снарядились. Закуски к вину пригодятся.
Пройдя вслед за дежурным полицейским, Кэрролл очутился в самом популярном помещении висперширского полицейского участка.
- Добрый вечер, Ричард. Как супруга? – люди, не лишённые инстинкта самосохранения, старались не говорить с Ридом о сыне.
- Генри, - Метатрон укоризненно посмотрел на демона сквозь прутья решётки, левое веко зашлось в нервном тике. – Что бы ты ни натворил, это очень и очень плохо.
Алистер старался дышать медленного, глубоко и как можно сильнее не думал об огненном мече.
- Ричард, что насчёт залога? У меня мультсериал через сорок минут.

— Супруга в порядке, — буркнул Рид, чувствуя, как становится узковат в талии любимый ремень. Начальника висперширской полиции прямо-таки раздуло от ярости на несколько удельных объёмов. Как не хватало сейчас Оливии и её пирогов! Было бы чем запустить в помятую морду кондитера после миниатюры с Носком.
Хотя идея гобелена с расчленёнкой Ричарду пришлась по душе. Он даже знал, чей внутренний мир запечатлеет на этом полотне. Потом он повесит его (полотно; хотя...) прямо тут, в камере. После того, как выведет отсюда под конвоем всех тараканов.

А вот упоминание поцелуя и фисташек неумолимо проявило на лице Рида некоторые симптомы условно-латентной дискриминации.
«Пидорская хрень», — подумал он, и мысленно добавил к этому ещё пару слов с частицей «пи», не имеющих никакого отношения к математическим величинам, зато с явным нецензурным оттенком.

На фоне всего этого бесомрачия и хреночёртия предложение о залоге показалось ему спасительным якорем в океане бушующего маразма. Залог? Да не вопрос! Ричард готов был взыскать условную мзду желатиновыми червячками, гнутыми гвоздями, крысиными хвостиками, лопнувшими мыльными пузырями, — чем угодно, лишь бы вытурить Генри из камеры на законных основаниях. Обратно, в этот полный уточек, хаоса и страданий мир, где, возможно, его настигнет топором какой-нибудь имеющий зуб на кондитеров психопат.

— Мультсериал, Алистер, дело совершенно безотлагательное, — согласился Рид нашпигованным сарказмом тоном и безапелляционно пристегнул торчащую в пределах досягаемости руку Грэхема наручниками к решётке. Щупать свободных гражданских лиц за локтевые суставы без предписания суда здесь никому не позволялось. — Обсудим условия освобождения?
«Обсудим» в его понимании подразумевало: «мы пришли к взаимному консенсусу, а теперь вы заткнётесь и послушаете».
— Учитывая тяжесть совершённого преступления, — начал Ричард самым скучным на свете голосом автомобильного инспектора, — а так же исключительно неподобающее поведение во время пребывания под стражей, мистеру Генри Грэхему предписывается следующее...

Рид снизошёл до того, чтобы быть как можно более кратким. И он был таковым на протяжении целых десяти минут.

— ...не приближаться ближе, чем на пять метров к общественным баням, прудам и любым другим водоёмам; не печь печенье в форме уток; не покидать пределов кондитерской без нижнего белья, — чужие стринги не учитываются; пройти курс лечения от вокально-наркотической зависимости и не менее шести раз в день зачитывать вслух с помощью носковой куклы главы из Уголовного права, — закончив перечислять всё то, что обязался выполнять незадачливый нарушитель, Ричард сунул Алистеру бланк для подписи в семнадцати экземплярах. — Денежное поручительство третьего лица в размере двухсот крон пяти эре (хватит на ткань для гобелена). А пока обвиняемый может облегчить совесть, если сочтёт нужным.

Начальник управления сдержанно кивнул макушке падре, которая уже маячила в дверях. Ведь не зря же Его Святость притащился сюда, в конце концов.

Отредактировано Richard Reid (08.08.12 16:25:21)

Генри. Неотвратимо приближающаяся рука Генри. Собственный локоть. Контакт.
В мозгу Метатрона прокатилась серия микровзрывов - одна за другой пали блокады, с таким трудом воздвигаемые Херрингом на протяжении нескольких столетий. Алистер скосил помутневший взгляд на сжимающую его локоть руку. Перед мысленным взором отчётливо вырисовалась картина - вот он перехватывает запястье Грэхема, одним движением, не прикладывая никаких усилий, используя уже локоть демона, как рычаг, смещает кость из плечевого сустава, а затем отрывает от туловища руку к чертям собачьим, то есть во имя Господа, конечно же.
Кэрролл глубоко вдохнул и прикрыл глаза, стараясь отогнать навязчивые кровавые кадры, нарезанные из ещё не снятой, но уже прожитой ангелом киноленты. Нестерпимо захотелось ванили - плохое предзнаменование, означавшее, что И.О. становится всё труднее себя контролировать.
- Надеюсь, Генри, у тебя и правда есть фисташки, - с потусторонней хрипотцой проговорил профессор, всматриваясь сквозь прутья решётки в лицо демона алеющим взглядом. Конфетный подарок Рамиила исчез во рту Гласа Божьего, челюсти ожесточённо заработали, перетирая меж зубами мягкий мармелад и хрустко-твёрдый леденец.
С металлическим звяком рука Хаагенти была обезврежена. Правда, выпускать рукав Алистера в свободную текстильную жизнь она не собиралась, что немного отвлекало от заслушивания Ричарда. Теряющий над собой контроль ангел смерти уже начинал думать о том, что освобождение Генри – не такая уж хорошая идея, вот только как объяснить это полицейскому? Впрочем, другая, давно позабытая часть Метатрона, лучше всего на свете умевшая истреблять демонов, очень хотела остаться с Хаагенти наедине и побеседовать, как в старые добрые времена.
- И бани под запретом? – усилием воли вслушавшись в произносимые Ридом слова и, более того, осознав сказанное, профессор огорчился, ведь у него уже были планы на грядущую субботу, а теперь, из-за очередной выходки кондитера приходилось срочно составлять новую развлекательную программу с учётом всех запретов. Зря, очень зря Алистер подумал о вине Хаагенти. На шее напряглась вена. Повлажневшей от холодного пота ладонью ангел почти физически чувствовал рукоять меча, зашедшегося пламенем в далёкой банковской ячейке.
Ворох бумаг, спасительная, отрезвляющая человеческая бюрократия. Кэрролл прижал к тяжело вздымающейся в глубоком дыхании грудной клетке всю кипу бланков, которые не пожалело потратить управление на заядлого нарушителя спокойствия.
- Мне бы ручку. И скамейку. В идеале, конечно, и стол бы неплохо, но просто скамейки хватит, - попросил профессор, подпихивая мизинцем на место норовящие выскользнуть листки.
Оглядевшись, Алистер понял, что ближайшая подходящая для эпистолярных изысков поверхность находится в камере Грэхема, внутренний ангел смерти довольно оскалился в полном вселенской скорби желании убивать.
- Ричард, откроете камеру? Нет-нет, Генри пусть там остаётся, а вот мы присоединимся к нему там. Пока я всё это подпишу, он как раз успеет исповедаться и не дать вам прострелить ему коленную чашечку. Да и, я уверен, отцу Бреннану гораздо привычнее работать сидя.
Рамиил бесспорно был знаком с Метатроном достаточно давно, но не достаточно близко, чтобы оценить нынешнее состояние И.О. и коэффициент опасности, которую он сейчас представлял для всех присутствующих, но для демона – в особенности. Улыбка наконец-то подобравшегося к жертве маньяка озарила лицо профессора Кэрролла, когда он обратил на Грэхема полный застарелой жажды взгляд.
- Ты снова огорчил меня, Генри.

Грэхем почувствовал некое шевеление меж ушей. Странное, щекотное и навязчивое.
Кажется, это подёргивался инстинкт самосохранения, давно и прочно задавленный незатейливой тягой бесить окружающих, любовью к пьянкам, девушкам вне зависимости от количества их вооружённых братьев и отравленным пирожным.
Взгляд Кэрролла был очень знакомым. И очень страстным, раньше Генри отдал бы пару сект имени себя за один такой взгляд.
Инстинкт самосохранения поймал за шкирку ту единственную мысль в голове Грэхема, что была не о сексе, и принялся отвешивать ей пинки, пока она что-то не уразумела.
"Он что, меня убить хочет?" - с каким-то даже радостным изумлением подумал Генри. Осознание, что дружба меж демоном и ангелом смерти, который не одну тысячу лет посвятил уничтожению этих самых демонов, не так уж отличается от выбивания задорного ритма по атомной боеголовке, заставило его широко-широко ухмыльнуться.
Сразу вспомнились все те весёленькие деньки, когда на том свете он бывал чаще, чем на этом, и когда телесная оболочка принимала в себя его дух - и сразу же, без перерыва, огненный меч куда-нибудь поперёк горла. Тогда всё было просто и сурово. Хаагенти, демон Херни Которая Случается, собирал армию, секту, революцию диабетиков - а Метатрон приходил и в три взмаха всех убивал, не доводя дело до взрывающихся вертолётов.
Да, было весело. Больновато, конечно, но недолго.
- Простите... - Грэхем попытался вклиниться в длинный перечень "белое не надевать, обтягивающее не носить, не танцевать" в исполнении Рида. - Позвольте!.. Да любленный ты ёжик, дайте сказать! Я хотел уточнить, на всякий случай: кровавое убийство прямо в камере и в присутствии начальника управления считается преступлением, даже если убитый несколько раз, случалось, признавался в том, что не прочь бы испечь пару горячих блинчиков с супругой начальника управления? Точно? Кстати, где мой адвокат, признайтесь, вы его тоже посадили?
Он позвякивал наручником, понимая, что сейчас Алистера запустят к нему в камеру, а тот после пары каких-нибудь не таких фраз (когда Хаагенти говорил что-то pH-нейтральное?) возьмёт и с особым цинизмом забьёт его кипой бланков, требующих подписи. Если учесть, сколько кэрролловских бумаг было сожжено Грэхемом, это можно считать изощрённой местью бюрократии завзятому вредителю.
Причём, оглядывая присутствующих, Генри не видел ни одного человека или нечеловека, кто поддержал бы его. Кто смог бы перешагнуть многолетние стереотипы и помешать убийству невинного демона, который виноват всего лишь... тут должен быть длиннейший список грехов, преступлений и мелких издевательств. Альберт - вроде бы святой отец, а вроде бы - психованный инквизитор, от него помощи не дождёшься. Алистер медленно едет с катушек и делает более страшные глаза, чем председатель выпускной комиссии, видящий на титульном листе строчку "Депломмная робота". А Рид - вообще отдельный разговор, он знает Грэхема не пару тысяч лет, как остальные, но это ему не мешает.
- Да, Аля, у меня действительно есть фисташки, и я не побоюсь ими воспользоваться.
Вся надежда была на скорость. И меткость. И то, что Алистер вдруг зевнёт, и удастся закинуть ему в рот пару фисташек.
Решив выжидать, Генри обернулся к Альберту, который был всё так же обманчиво терпелив и благостен.
- Нет-нет, покаяться-ступить-очистить пока не хочу. Я вас вообще по другому поводу вызвал. Дело в том, что в кроссворде мне встретился один вопрос, и я не могу на него ответить. Верхняя одежда католического духовенства, носимая вне богослужения, шесть букв, первая "с". Я думал "сбруя", но не подходит. Не поможете?
Почесав нос прикованной рукой, он лязгом наручников об решётку выразил всю степень своего замешательства. Впрочем, замешательство вот-вот должно было исчезнуть, ведь к нему приближался весь такой пылающий взором Метатрон. Грэхем вспомнил, что уже пятьсот лет не приходил в себя в Аду, и вздохнул. Он себе нравился. И в этой телесной оболочке - особенно.
- Риччи, может, вы лучше прострелите мне коленную чашечку? Обещаю даже, корчась на полу от боли, не ругаться в адрес вашей супруги... О, Оливия! Привет, всё так же очаровательна. Я как раз говорил Риччи о новом рецепте блинчиков, которым хочу с тобой поделиться.
Он улыбнулся, искренне и развратно в самой минимальной степени, какую позволяли его лицевые мышцы. И тут погас свет.
- Ну любленный ты ёжик... - пробормотал Грэхем в темноте, панически шурша пакетом фисташек и пытаясь на ощупь определить, кого он сейчас собрался ими пичкать.

– Вечер добрый, Оливия. Выглядите чудесно. А пирожки, позвольте поинтересоваться, с чем? – конечно, профессор догадывался, что не так уж много в Виспершире найдётся извращенцев от кулинарии, которые жизни своей без пирожков с фисташками не представляют, но, как известно, сначала умирает надежда, а потом Хаагенти. Второй мыслью Алистера было: «Неподходящие время и общество для миссис Рид. От Генри можно ожидать чего угодно». А третьей – «Ещё один нежелательный свидетель». Кэрролл уже всерьёз начинал прикидывать, что эффективнее – стереть Ридам воспоминания или вписать их потом в графу «сопутствующий ущерб», когда свет отключился.
Всех собравшихся накрыло кромешной тьмой - сказалось архитектурное решение, лишившее сие помещение окон. Алистер почувствовал себя попугаем в клетке, на которую накинули покрывало. Не то чтобы ангел так уж хорошо был знаком с переживаниями тропических птиц, но с ассоциациями спорить бессмысленно.
– Как здорово, что современная наука ещё не снабдила камеры с провинившимися членами общества электрическими замками, – облегчённо вздохнул ангел, довольный, что хоть в чём-то люди пока не осложнили себе жизнь.
Было темно, обострённо-чувственно и очень сильно хотелось уничтожить зло, хотя бы какое-нибудь маааленькое.
Где-то справа зашуршал пакетик и в нос ударил знакомый и такой желанный запах. Затем ворчание Рида и мысль: «Генри предатель! Хочет скормить все запасы Ричарду!». После по ангельским барабанным перепонкам ударил душераздирающий звук падения, полный орешков пакетик соприкоснулся с истоптанным линолеумом, последний раз мытым во времена Сырной Революции. Только это обстоятельство пока удерживало в вертикальном положении Метатрона, готового рухнуть на колени и поползти на поиски фисташек.
– Генри, я всё слышал, – очень спокойно и очень предупреждающе произнёс Алистер. От демона его на пару мгновений отвлёк шеф полиции, совершавший какой-то странный ритуал с одеждой ангела.
– В чём дело, Рид, хотите забрать бланки обратно и сделать из них факел? – воспользовавшись ситуацией, Кэрролл пошурудил указательным пальцем в бороде Ричарда, но к сожалению не нашёл ничего интереснее пустой скорлупки.
Терпение начинало покидать ангела. И тут Рид открыл камеру, выпуская из неё кондитера. Темнота скрыла выражение лица Метатрона, что оставляло собравшимся представителям расы человеческой хоть какой-то шанс на выживание. Скользнул навстречу металлическому звуку и крайне нежно, до любовного хруста сжал руку Грэхема в своей ладони.
– Генри, в твоих интересах отдать мне фисташки и помешать поискам фонарика, – горячо шепнул Кэрролл на ухо демону и уже обычным голосом добавил: – Я с вами, боюсь, как бы не напал на вас какой-нибудь несчастный случай ненароком.

Она боялась темноты. Не так сильно, как детей, клоунов и автобанов, но гораздо сильнее высоты. Если клоунов благодаря частому посещению "Зеркальной маски" мать акробата научилась не замечать, а дети стали для неё чем-то вроде садистов для мазохиста, то отстраняться от тьмы (и тем более наслаждаться ею) время не научило. Не последним пунктом семейных расходов Ридов во истину являлись счета за электричество. Ради необходимости в круглосуточном освещении дома Оливия безропотно отказывалась от косметического, а иногда даже капитального ремонта машины, поскольку с авариями уже пообвыклась, да и день ото дня их становилось всё меньше: висперширцы, издали заметив несущееся голубое чудо, предусмотрительно пропускали или объезжали его за несколько километров. Что уж говорить об обновках. Любому шифоновому шарфику и замшевым перчаткам она предпочитала торшеры, настольные (даже керосиновые) лампы, люстры, свечи и фонарики. Большие и маленькие, коллекционные модели и откровенный ширпотреб. Женщина возвела страсть к осветительным приборам в особый культ, едва ли не вознося им молитвы. Только бы не остаться в ситуации такой, как сейчас.
Всего минута прошла с момента, как жизнь, озарённая простыми, как пять эре, и такими же дешёвыми потолочными светильниками полицейского участка, была приятной, а вечер многообещающим (вон уже на радость сердобольной домохозяйке мистер Кэррол заинтересовался принесёнными ею вкусностями). Благостному настроению не мешали ни переживания за своё вмешательство в рабочие будни супруга: спасение оного от голода сглаживало возможные последствия в виде грозного потряхивания бородой (чего-чего, а этого миссис Рид не боялась, поскольку видела Ричарда ещё молодым и бритым); ни  решительное непонимание происходящего.
Почему Генри Грэхем, вместо того, чтобы радовать сограждан вызывающей у неё светлую зависть выпечкой, обтирается о прутья камеры, что делают рядом с ним профессор Кэрролл и отец Бреннан, как бы собрать в грядущий Новый Год сына и мужа под одной крышей, не пора ли ей уже освежить цвет волос и когда, наконец, выйдет на экраны кинотеатра сага о космических воинах света, рыцарях халатов и ламп, - эти и другие вопросы деликатно дожидались своего разрешения, пока Оливия, пробравшись к столу, одной рукой удерживала увесистую корзину со снедью, другой, расчищая место, формировала в аккуратную стопочку разной степени нужности бумаги.
- Генри, пусть подобный разговор между Вами и Ричардом кажется мне маловероятным, даже слабая надежда выведать один из Ваших кулинарных секретов наполняет меня несказанной радостью, - решетку камеры, отделяющую кондитера от остального мира, женщина старательно не замечала, заранее прощая его таланту любые учинённые сумасбродства, сарказм и вольности. Она от всей души не разделяла неприязни к нему супруга, намереваясь устроить тому нынче же осторожный разговор по этому поводу во время наиинтимнейшего для обоих вечернего вышивания..
- С картофелем и печенью и с яб..., - наконец, удобно устроив поклажу на столе, Оливия была готова сию же секунду разнести плоды стараний своих мужчинам, хотят они того или нет. Но вот тут-то свет и погас.
- Ах, - миссис пискнула и замерла, в страхе прижавшись к единственному оказавшему рядом нечто - вытащенной из корзины миске, доверху наполненной пирожками.
А со всех сторон, шурша и поскрипывая, уже лезли они - страхи. Чересчур живое воображение вырисовывало силуэты разной степени рогатости, мохнатости и клыкастости. Воздух стал густым и тягучим, как смола, и дышать с каждой секундой было всё тяжелей. Пирожки уже не спасали, женщине требовалась умиротворяющая близость мужниного плеча, руки, ноги, да хоть чего-нибудь знакомого, родного и любимого.
- Ричард.... Рич... - позвала она пока ещё шёпотом, тем не менее грозящим в любую секунду перерасти в панический вопль.
Ох не стоило святому отцу запускать руки ей в пирожки. Почём было знать испуганной женщине, кто ненароком попытался лишить её и без того слабой защиты. И этот крик почти у самого уха...
- Ааа!!!
Судя по тому, что свою маленькую речь Альберт всё таки произнёс, снаряд не достиг положенной цели. Сдобный град обрушился на всех, кто стоял за его спиной, а миска (благо что алюминиевая, а не керамическая) с грохотом ударилась о решётку камеры.

Отредактировано Olivia Reid (03.10.12 12:19:03)

Четвёртый закон Ньютона гласит: тело, прижатое к стене, не сопротивляется. Ричард уважал законы. Физику он, правда, недолюбливал ещё со школы. Что совсем не мешало ему уважать и её законы тоже, исключительно на всякий случай.
Но гораздо больше, — пусть в этом ему было трудно признаться даже собственной бороде, — гораздо больше Ричард уважал свои консервативные представления о том, какой должна быть допустимая дистанция между двумя не испытывающими друг к другу никакой приязни половозрелыми мужчинами. И в эти представления никаким боком, задом и любым другим местом не вписывался угрожающе нежно сопящий ему в кадык без пяти минут кондитер-рецидивист.
Оставалось только удивляться, откуда в этом мелком безбородом негодяе взялось столько сил. У Ричарда стремительно начало затекать всё, что располагалось выше пояса. И виной тому были прорезавшиеся вдруг у Грэхема замашки Люса Бри.
Этого Рид терпеть решительно не мог. Поэтому решительно потянулся пальцами единственной более-менее свободной руки к поясу. Решительно вытащил из кобуры табельное оружие. И решительно, чтобы быть последовательным до конца, взвёл курок.
Ствол очень многозначительно упёрся Грэхему в его преступное бедро. Можно было прицелиться и в колено, конечно; но кондитер явно не собирался немного подрасти в ближайшие пару секунд, так что Ричард до желанной цели просто не дотягивался.
А ещё можно было проявить особый садизм и просто защекотать гада насмерть бородой, но это противно. Придётся потом побриться и до конца жизни позорно сверкать голым подбородком. Эту идею Рид отмёл, как лишённую гуманизма.

В комнате воцарилась зловещая тишина. Настолько зловещая, что за окнами управления спокойно могла зародиться какая-нибудь новая вселенная, — никто бы не заметил. Тишина зловеще царила ровно одну стотысячную секунды. Потом её некультурно спугнул голос начальника полиции:
— Генри, если ты сейчас же не уберёшь свои недостатки от моих достоинств, то здесь случится двойное убийство. Сначала умрёт моё терпение, потом ты.
Голос был мертвенно спокойным, что свидетельствовало о зашкаливающем уровне ярости и тестостерона в крови его обладателя. Хотя внутренне Ричард злорадствовал. Теперь ничто не мешает ему припаять Грэхему покушение с неясными мотивами на сотрудника полиции и упечь его за решётку, откуда кондитера не сумеет вытащить даже Алистер, даже если продаст свою академию и обменяет все фисташки мира на огромную кучу денег.
Вообще, это был рекорд: нарушить условия поручительства спустя две минуты после оглашения оных. Пожалуй, Генри заслуживал отдельной неудачной фотографии на доске почёта в управлении.
— И, разумеется, мы пойдём обратно. Обратно в камеру.
Тут Ричард неожиданно замолчал, забыв разом все ругательные слова, которые намеревался высказать лбу кондитера. А всё потому, что неожиданно же почувствовал, — вернее, наоборот: как раз не почувствовал в своём кармане связку ключей. Наверняка обронил в пылу сражения.
— Проклятье, — упавшим голосом уведомил Рид всех окружающих о случившемся несчастии, — я, кажется, потерял ключи.
Сконцентрировавшись, мужчина припомнил, что именно сегодня дежурный полицейский со скрипом отпросился у него домой на ночь, — присутствовать при родах любимого попугайчика. После прихода Оливии он уже должен был, наконец, запереть управление и отправиться восвояси. А это значило, что в случае окончательной пропажи пропажи Ричарду и его супруге придётся провести целую ночь в компании кондитера, священника и фисташкомана с абстинентным синдромом.
Перед глазами начальника полиции пронеслись с пометкой «избранное» лучшие фрагменты его жизни.
— ИМЕНЕМ ЗАКОНА! — гаркнул он так, что сверху ему на плечи посыпалась штукатурка. — Все срочно на пол и ищем ключи. Ты, Грэхем, тоже.
«На колени, ничтожество!» — так и подмывало его добавить следом, воспользовавшись своим положением и пистолетом. Или хотя бы сделать предупредительный выстрел в Генри. Но вместо этого Рид лишь сдержанно дёрнул его вниз всеми своими ста десятью килограммами. Так сдержанно, что чуть не уронил прямо на себя.

Где-то рядом, распространяя благостный дух валерьянки, благочестиво поскрипывали ботинки падре, рассерженно шоркали туфли Кэрролла  и смущённо постукивали каблучки Оливии. О состоянии последней, вопреки мнению Грэхема, Ричард не так уж и беспокоился. Опыт, чутье и элементарная логика подсказывали ему, что человек с ножом в спине не будет орать благим матом и кидаться в соседей мучными изделиями. К тому же, речь шла об Оливии. Миссис Рид всегда отличалась способностью с чистой совестью испугаться чего угодно: мышей, темноты, просроченного пакета молока в собственном холодильнике. Правда, если Кардиолог таки явится, её это не спасёт.
«Хуже всего, что я узнаю об этом слишком поздно», — подумал Рид.
— Милая, спой нам что-нибудь, — громко попросил он откуда-то снизу, надеясь обрести хоть какой-то ориентир в плотной темноте вокруг.

Отредактировано Richard Reid (25.10.12 19:03:42)

Только сейчас Рамиил в полной мере осознал значение выражения "сеять хаос и смуту". Нет, это не тогда, когда разверзаются хляби небесные и порождения ада поднимаются на поверхность из глубин морских. И не тогда, когда отчаявшийся народ поднимает восстание против обнаглевших власть имущих. И даже не тогда, когда в местном госпитале разбивают в мелкие осколочки банку с пятнадцатью градусниками. Это когда в левом ухе у тебя стоит оглушительный звон металла, в правом - орут все остальные присутствующие, сверху падают пирожки, где-то под ногами хрустит и пахнет фисташками, а в дополнение ко всему тебе поставлена задача - найти в этой сумятице связку ключей и не убиться. Ну или хотя бы помешать другому убить тебя...И если бы тебе в любое другое время показали бы этих четырех вполне добропорядочных граждан...стоп. Трех добропорядочных граждан и одного нарушителя спокойствия этих трех добропорядочных граждан, ты бы ни за что не поверил,что они способны сеять хаос и смуту даже в масштабе такого мизерного количества квадратных метров. А вот теперь ты не только в это веришь, но еще и являешься участником. Ну просто все свои жизни мечтал о таком вот уютном бедламчике...
- Нет, гильотину я не ронял, - с явной обидой в голосе произнес Альберт в ответ на замечание Грэхема. - Как бы я вообще ее сюда принес?!-он покачал головой, представляя себя, впихивающего громоздкую конструкцию восемнадцатого века в хлипкие двери полицейского участка, а также Рида, ругающегося при этом словами не слишком цензурного происхождения. Чувство юмора у настоятеля явно питалось от солнечной батареи.
Ключи все никак не хотели находиться. Вместо этого нашлись два пирожка, один гвоздь и три фисташки. Так как раздать имущество их владельцам в данный момент не представлялось возможным, священник просто распихал все это по карманам. Рядом в темноте пыхтели и чертыхались такие же, как и он несчастные узники обстоятельств, которые точно так же занимались сортировкой найденного добра, сопровождая все это комментариями.
Мимо со стремительным свистом пролетело нечто металлическое, и по звуку очень напоминающее связку ключей. Рамиил с трудом мог представить себе, каким образом она взвилась в воздух и полетела, но проверить все же не мешало. Он покорно развернулся и пополз в предполагаемом направлении. В голове путались мысли. В ногах путалась сутана. Было неудобно.
Темнота - друг молодежи. А еще трубочистов, домушников и Кардиолога. Но уж никак не священников...Кстати, о Кардиологе...
Левой рукой Бреннан на секунду явно задел нечто холодное и плоское. Пришлось остановиться и как следует пошарить по полу. Ничего. Альберт покрутился на узеньком пятачке вокруг своей оси, словно собака, пытающаяся укусить собственный хвост, но и после этого ничего не нашел. Хм. Это могли быть ключи. Или нет? Что это вообще могло быть?
Настоятелю стало как-то не по себе. Очень захотелось поинтересоваться у миссис Рид, не брала ли она с собой любимый кухонный ножик. Немного подумав, Рамиил решил, что не стоит сеять в дополнение к хаосу и смуте еще и панику. Наверное, это было что-то другое, в темноте чего только не покажется...
Он выбросил из головы мысли о злодее, прикрывающемся добропорядочным имиджем врача, и побрел дальше, попутно отпихивая чьи-то попадающиеся на пути ноги и фисташковые скорлупки.

Отредактировано Albert Brennan (09.11.12 14:25:30)

Ричард, к стыду своему, вот-вот готов был признать, что все анекдоты и байки о тугоумии защитников правопорядка на самом деле могут иметь под собой вполне реальную почву. До него лишь спустя столько времени дошло, как на самом деле должны расшифровываться инициалы ушлого кондитера:
Г. Г. — Генеральный Геморрой всей судебно-исправительной системы;
Г. Г. — Главная Глупость эволюционного процесса;
Г. Г. — Гадость и ещё раз Гадость!
«Гадость», — в сердцах сплюнул Рид, искренне надеясь, что плевок попадёт Грэхему на макушку. Для верности — ну и в воспитательных целях, конечно, можно было отвесить этой макушке крепкий подзатыльник; однако провернуть подобное в кромешной темноте представлялось весьма затруднительным. А вдруг Ричард попадёт куда-нибудь ниже? Куда-нибудь сильно ниже?Тогда ему, как честному законопослушному гражданину и настоящему мужчине, придётся взять Генри в жёны (вторые), и шутки про Гименея обернутся жуткой реальностью.
Рисковать не хотелось. Задавать сакраментальный вопрос: «Грэхем, ты дурак?» ввиду очевидности ответа казалось глупым. Но что-то необходимо было предпринять! Притом срочно.
В состоянии глубокой прострации Рид нащупал пятой точкой пол. Вообще, как человек, периодически общающийся с ворами, убийцами, маргиналами всех мастей и прочими интересными личностями, он привык не терять присутствия духа вне зависимости от обстоятельств. Но на сей раз дух, кажется, потерялся вместе с ключами. Сидя на полу в позе грустного лотоса, Ричард краем уха слушал аморальную возню Алистера и Генри, периодически вздыхая украдкой, словно сотня святых мучеников. А титул местного мученика и терновый венец на кокарду он после всего произошедшего заслужил как минимум дважды.
«Надо будет уточнить на этот счёт у падре», — хмуро подумал мужчина, обнаружив рядом с собой пирожок Оливии, и сунул его в рот. Сделал он это исключительно по инерции, как и всегда, когда пытался найти выход из потенциально безвыходной ситуации. Добрая половина уголовных дел своим успешным раскрытием была обязана именно стряпне миссис Рид.
Раздался громкий хруст. Потом крик. Не менее громкий, по уровню децибел дискомфортно превышающий пропускную способность среднестатистического слухового аппарата:
— Хорьки зелёные! Как больно! — выплюнув коварную начинку, взвыл Ричард, сломанным зубом предчувствуя скорый визит к стоматологу. Вопреки мозгодробящей боли, радость его не знала границ и пределов: на ладони лежала нежданно нашедшаяся пропажа.
Рид стоял посреди комнаты, победоносно сжимая в руке ключи от своей (и не только) свободы, вонял валерьянкой и ощущал себя почти таким же счастливым, как тот самый пророк Мой-И-Сей, после сорока лет скитаний по раскалённой пустыне наконец-то набредший на автозаправку с прохладительными напитками и бесплатным туалетом.

Отредактировано Richard Reid (28.11.12 03:23:22)