Ну, знаете ли, она ведь тоже немного боится. Ее собственные студенты, они лишь немногим моложе ее, лет этак на пять-шесть в лучшем случае, а это ведь не такая особенная разница. А уж если учесть, что никаким специальным образованием она не обладает… ну, то есть как, она ведь совсем ничего не знает про то, как надо преподавать, ее этому никто не учил, и то, что девушка просидела несколько пар на чужих занятиях по лингвистике, внимательно наблюдая за преподавателем, и получила учебный план, по которому должна работать, это ей не слишком-то помогло, чесслово. Но тут, мама подкинула отличную идею – так как на первых парах не шибко большая зарплата и не шибко плотный график (она ведь еще совсем неопытная, кто ей чего серьезного  даст-то пока?) вряд ли позволят ей оплачивать аренду и все такое, то, может, ей стоит взять самостоятельные занятия? Ну, то есть, начать репетиторствовать частным образом? Денег подзаработает, с местным населением хоть как-то освоится, что для нее вообще-то представляется сейчас проблемным, ну и опыта наберется.
Результатом суточных измышлений и смерти двух сгрызенных ею карандашей, стало небольшое объявление в изящной виньеточной рамочке, размещенное в местном издании – «Опытный преподаватель таких иностранных языков, как португальский, испанский, ретороманский и латынь, а так же в некоторой степени румынский, даст уроки всем желающим дамам и господам, обладающим любого уровня подготовкой по вышеперечисленным языкам, а так же школьникам, нуждающимся в улучшении отметок и успешной сдаче экзаменов». Естественно, там еще сообщались телефон, имя и адрес, для желающих получить письменные рекомендации посредством обмена письмами для самостоятельного изучения, ну так это разве важно?
Первый ученик появляется всего на третий день; надо же, как необычно! Она весь день каждую тарелочку по пять раз переставляла, а уж все эти учебнички, словари, и все такое прочее, разложенные на столе! А магнитофон с записями песен на румынском! И даже стоившая ей больших трудов по поискам запись с правильным произношением звуков, да. Ничего не жалко! К тому же, магнитофон двукатушечный, и если ему все понравится – можно будет и для него вариант сделать!
-Д… добрый вечер. Доброе утро. – точно, утро же еще. Или уже послеобеденное время? Кажется, уже фо-о-какао, да, как и принято уже долгие годы. -Добрый день - это на всякий случай, да.
-Мистер Веджвуд? – цепочку она пока не снимает, да, просто приоткрывает створки. Кто их знает…

Она закрывает дверь, что бы спокойно снять цепочку – вы думаете, девушка глупая, и распахнет дверь квартиры непонятно кому и непонятно зачем? – но и во второй раз открывает дверь лишь чуточку шире; Эва в первый раз в жизни занимается чем-то таким… будто бы покупает запрещенное что-то. Ну, по-настоящему такое запрещенное, как это в кинотеатре показывают обыкновенно, когда двое встречаются в темном переулке и обмениваются чемоданчиками, а потом один стреляет во второго… а еще, прикрыв дверь полностью, она-таки обернулась, на часы посмотрела. Полшестого уже, да, как они и договаривались.
-Добрый день. – в щель, кою она предоставила посетителю, дабы запустить его в квартиру, едва ли даст протиснуться хотя бы кошке, но она это не сразу соображает… а когда соображает, делает отверстие лишь немного шире. Странно – вроде и не хрупкая совсем, пухленькая, кругленькая, а сообразить, что сама она в такое отверстие едва ли пролезет (вы чего! Туда даже хомячьи щечки едва ли втиснуться) не может! Впрочем, сейчас наша учительница совсем о другом думает – тянет чуть обиженно, сосредоточенно надув нижнюю губу.
-П... п... простите. Я просто немного напутала. – а чего, нельзя что ли? Или он чего – сам никогда ничего не путает? И вообще, он ученик, она учительница! Он должен ее уважать и все такое! Зря она сегодня весь день носилась, готовила все, лишь бы ему понравилось?
Нижняя губа возвращается на место – как раз вовремя, что бы все-таки запустить незнакомца в свою квартиру. Не стоило этого делось, все-таки. И работа эта дурацкая ей совсем не нужна, она ведь и так умная. Может, вон, секретарем пойти. Или переводчиком. Или… или… ну еще много кем. Тем, где людей поменьше будет.
-А… э… ну… вы уже знаете чего? Или в первый раз? Для себя хотите? Как часто заниматься планируете? – как-то все пока не складывается, да. – Я Эванеска. Преподаватель из академии. Преподаю там, языки.

Когда он отвечает, девушка тут же начинает чувствовать себя… ну как сказать… глупо очень чувствовать. Глупые какие-то вопросы. Если он бы знал румынский – то зачем бы пошел к незнакомому репетитору, ведь как минимум один источник у него уже был? А если не знает – как вот сейчас, хотя, естественно, в течение следующих пару часов он уже что-то узнает, и сказать, что он ничего не знает, будет уже нельзя – то к чему этот вопрос? Ой, какая она все-таки глупая! Вот какая из нее преподавательница! Плохая из нее преподавательница! Может, ей все-таки уйти из университета? Пойти там продавцом, или еще кем… жаль, конечно, свое образование, оно ведь у нее хорошее, и жалко ведь терять образование, жалко…
-О… ну… - все хорошо. Все хорошо. Все хорошо. – вы тогда… печенье – это мне? – может, печенье поедет с ним в Румынию с Трансильванией (с тамошними вампирами, что коров пасут да англицкого не знают, и в самом деле особо не потолкуешь особо), а не к ней принесено? – Тогда вы идите направо, а я пойду поставлю чайник, сделаю чая, с печеньем. – внимание было приятно очень, у нее прямо щечки покраснели, от удовольствия-то приятного, теплого! Ее ученики ей вручили уже коробку конфет, и это было очень приятно, но печенье еще приятнее, от одного ученика, а не от десятка даже.
-Вы садитесь, садитесь – свисток чайника раздастся еще нескоро, и она торопливо туда-сюда-обратно ходит, подушечки поправляет, за его спиной. - Я сейчас чая принесу, к печенью...

Она бывала в Румынии! Целых две недели. В тринадцать лет. Посетив исключительно очаровательный городок, имевший известность в основном благодаря меценату, покровителю искусств, известному дипломату, подарившему мир раздираемой тогда Европе графу Добруле, более известному как Влад Цепеш, Тырговиште. Правда, Эва тогда совсем не знала языков, тем более, румынского, и больше интересовалась украшениями на местном рынке, чем легендами, однако, это не мешает ей горделиво ответить и почти не соврать:
-О да. Давненько, но я жила какое-то время в Тырговиште. Весьма красивый городок!
Она ставит перед ним поднос: два чашки чая и чайничек (ручками повернуты «на шесть часов»), тарелку с печеньем (он принес ассорти, и теперь оно рассортировано – круглые в центре, а прямоугольные и непонятной формы – по бокам), и собственное скромное угощение – несколько яблок и апельсинов, заботливо поделенных на дольки.
-Для тщательного изучения я бы посоветовала вам посетить библиотеку, однако же, я могу вам что-нибудь интересное… дайте-ка подумать… - когда у нее спрашивают, это оказывается гораздо легче, ей очень нравится так вот отвечать! Может быть, он будет и дальше ее вопрошать, о разном там – о правописании, грамматике, фонетике и всем таком? Было бы просто замечательно. Может, проводить так семинары со студентами? Она, может быть, и неплохо уже представляет себе лекционную часть, но не практическую.
-Ээээм… ну… я… - она встает и долго копается в своих ящичках, коробочках, баночках… - вот. Я не помню уже точного названия, но их дарят накануне праздника осени – она протягивает ему красно-белую крошечную куклу из ниток. – Марцишора, кажется. И еще замок Добрулы, он такой красивый! Там каждый вечер проходили балы и все такое, когда он был жив, и очень красивый сад…

Она шмыгает носом, расстроено глядя на кружку, которая теперь глядела ручкой в противоположную сторону. Интересно, это будет совсем невежливо, если она повернет его кружку в правильную сторону? Или у него своя правильная сторона, и он хочет повернуть в нее и ее кружку, и чайник? Что же им тогда делать?
Правильно маман говорила, люди, у которых чашки смотрят ручками в разные стороны, никогда вместе каши не сварят. И приводила, как пример, себя и своего бывшего супруга. Разумеется, между ними были и иные противоречия, которые привели к такому результату, однако ж, показательно, не находите?
-Они не продаются. Они именно дарятся, а потом вешаются на деревья. Это вроде как желание исполняет. – печенье тоже пришло в полнейший хаос, и этот хаос ей совсем, совсем, совсем не по нраву. Хаос, это плохо. – А теперь… эм… да, пора начать заниматься. А куколку возьмите себе. – какова щедрость, оцените! Но первому ученику – ничего не жалко!
Она притягивает к себе свою собственную тетрадь со всеми записями, и открывает учебник, да. Алфавит в общем-то классическая латиница, так что здесь не должно возникнуть проблем, в написании, а вот произношение…
-Эм… здесь вот есть транскрипция, как какой звук произносится, и конечно, есть особенности, однако, это вам стоит записать, а потом еще нужно будет проговорить каждый звук, поставить… - вдруг, она начала не с того края? Может, сначала заставить его выучить какие-то простые слова, а потом начать ставить произношение?

Ей иногда задают странные вопросы – ну те, на которые неудобно отвечать, слишком личные, например (почему всех маминых знакомых из Виспершира, например, так настойчиво интересует, есть ли у нее жених, а если нет, то когда он появится, она ведь не хочет уподобиться этим суфражисткам, которые все бегали и искали себе мужей, что бы жить за их счет, едва им только стукнуло двадцать?), и тогда она теряется – бледнеет, краснеет, что-то лопочет едва слышно, стараясь не заплакать от неведомой ранее обид. Но такие вопросы, стоит отметить, ей еще никто не задавал. Она какое-то время сосредоточенно молчит, закусив изнутри губы, а потом тихо всхрюкивает, понимая, что не в силах с собой бороться, и истерично хихикает. Впрочем, скоро этот смех расходиться во всю – она просто начинает хохотать, обняв самое себя за плечи. Как-то даже забывается, что здесь вродь как дяденька чужой, что ему вродь как обидно должно быть…
-Вы… вы простите меня… это крайне неприлично с моей стороны, но я не могла…. Я не смогла сдержаться…. Простите меня, прошу…. Ultraviolete prăbuşi или ultraviolete catastrofă – она старается прозносить медленно и четко, но все-таки опять начинает хихикать, словно умалишенная.

Она не слышала, что бы хоть кто-то говорил про ультрафиолетовые катастрофы пусть и на английском – пусть и не исключала сам факт возможности существования (мало ли, чего там эти писателя навыдумывали, тот же Бей Редберри) подобного явления; и уж тем более она и предположить не могла, что хоть у кого-то возникнет подобные вопросы на загадочном румынском – тем более у человека, который даже алфавита не знает. И даже смущение за подобную свою невоздержанность, способную по большому счету даже оскорбить особенно обидчивого своего ученика, не послужило причиной сдержать это хихиканье. Ультрафиолетовая катастрофа. Ультрафиолетовая катастрофа.
-Прабуси. Первые две буквы произносите быстро, не проговаривая «р», а проглатывая его, а потом делайте ударение на «у» - объясняет она, правда, не понимая зачем. Вряд ли у него есть знакомые, с которыми можно было бы это все обсудить… на румынском. Ну, кроме нее, ну та кона знает румынский, но не знает ультрафиолетовых катастроф.
-Если не секрет – зачем вам это?