Обычно время ланча было единственным периодом в течение рабочего дня, когда мисс Тёрнер позволяла себе немного расслабиться, расстегнуть верхнюю пуговицу жакета и сменить улыбку на менее официальную. Обычно, но только не сегодня. Сегодняшний ланч был пожертвован цели городского масштаба: Марджери предстояло организовать десертную часть банкета в честь Дня рождения мэра и, разумеется, сделать это можно было только в кондитерской мистера Бёрка. Он один так тонко понимал, как причудливо переплетаются гастрономические вкусы мистера Пайтона с чувством приличия и такта, а эстетические пристрастия в области сервировки - с устоявшимися политическими взглядами. Ему одному не надо было объяснять, как важно важно при подборе и оформлении блюд соблюсти тонкую грань между радушием и сдержанностью, показательной простотой и ненавязчивой элегантностью.
Мисс Тёрнер всегда с полуслова понимала мистера Бёрка, не сомневалась в его понимании, поэтому сейчас, несмотря на потерянный ужин, пребывала в радужном расположении духа. Она даже расстегнула верхнюю пуговицу жакета и принялась напевать себе под нос новый хит "Роллинг Бинс". Сейчас они с мистером Бёрком всё обсудят, заканчивая фразы друг друга, не выходя за рамки этикета и не тратя время на лишние препирательства, он угостит её кофе с фирменной булочкой, и миссия запомнится, как приятная прогулка.
Совершенно неважно, что сегодня в кондитерской никто не отвечал на звонки. Скорее всего, там просто готовилось что-то, от чего ни на секунду нельзя отойти.
Впрочем, встретившись лицом к лицу с красноречиво захлопнутой дверью, Марджери засомневалась в безобидности молчания кондитерской. Сурово нахмурившись, она потрогала сначала одно объявление, потом второе, чтобы убедиться: они реальны и не являются плодом переутомления от сверхурочных.
- Странно. Очень странно, - проговорила Марджери. - Даже очень-очень странно. Что за алогичность - кондитерская, закрытая в обеденный перерыв?
Рассудив, что мистер Бёрк вряд ли способен на подобное творчество, мисс Тёрнер решила считать оба объявления чьей-то шуткой, о которой, вероятно, не известно самому хозяину заведения, который, скорее всего, с самого утра не покидал его пределов. Марджери осторожно отцепила объявления и перечитала одно за другим с нарастающей тревогой: в тексте совершенно очевидно прослеживалась маниакальная нелогичность.
- Как можно не выходить, если ты не входил? - строго спросила Марджери у закрытой двери. - Как маффин может быть злым, если доброта в его природе? Почему кто-то без родственников и с завещанием обязательно должен быть девственницей?
И тут мисс Тёрнер пронзила страшная мысль: неизвестный алогичный маньяк не просто пошалил снаружи. Нет, он проник внутрь, похитил мистера Бёрка и теперь глумится над его кондитерской. И один висперширский маяк ведает, что он ещё способен сотворить.
- Открывайте немедленно! - Марджери заколотила в ненадёжную дверь заведения. - Я представитель муниципалитета и требую доступа!
С некоторым опозданием мисс Тёрнер подумала, что героизм бывает очень вреден для здоровья, и, пожалуй стоило позвонить Коралин, но теперь оставалось только ждать кондитерского маньяка.

Распахнувшаяся дверь спровоцировала паузу, достаточно долгую, чтобы Марджери успела поразиться сложившейся ситуации, оценить маниакальный блеск в глазах кондитера, примерно представить себе смысл этого взгляда и немного порозоветь от осознания. Дара речи мисс Тёрнер не теряла - просто намеренно затянула молчание, чтобы нагляднее продемонстрировать своё возмущение видом второго лица "Как творить историю" в рабочее время. Зажатая в зубах игла, старомодный и крайне неактуальный в этом сезоне монокль и голод в глазах, далёкий от гастрономического, совершенно очевидно не были уместны не только в рабочее время, но и в обеденный перерыв.
- Мистер Грэхем?! - Марджери слегка повысила голос и на всякий случай застегнула верхнюю пуговицу жакета.
Она как раз собиралась обдать кондитера холодом возмущения и лёгкого пренебрежения, а также указать ему на несоответствие его внешнего вида и рабочего регламента, как вдруг произошло нечто странное. То есть мужчина у ног красивой женщины - это не странно, а очень даже приятно, но, как правило, этому предшествует чуть более близкое знакомства, а мисс Тёрнер не знала о мистере Грэхеме ничего, кроме имени, должности и того, что он никогда не повторяет один и тот же рисунок на двух разных тортах. Ещё она с давних пор заметила: мистер Бёрк всемерно препятствовал ей сойтись со своим помощником поближе, и теперь становилось ясно, почему.
Почувствовав себя неуютно, Марджери переступила с ноги на ногу, на всякий случай расправила на бёдрах юбку и задумалась, не сбежать ли. Впрочем, опасение, что мистер Грэхем надышался парами тростникового сахара, сошёл с ума и взял в заложники своё непосредственное начальство, оказалось сильнее инстинкта самосохранения, и мисс Тёрнер, не сопротивляясь, позволила втащить себя в кондитерскую. Правда, перед этим пробормотала на всякий случай:
- Может быть, вам это неизвестно, но я ещё никогда не пригождалась в кондитерской. Десерты - не моя стихия.
Оказавшись внутри, Марджери с упорством и аккуратностью плоскогубцев освободила свой локоть и осмотрелась в полумраке. Узрев торт с мёртвой натурой и учуяв весьма явственный запах алкоголя, она сурово нахмурилась и уставилась на кондитера.
- А где мистер Бёрк? - с подозрительностью полицейского инспектора поинтересовалась мисс Тёрнер и, сощурившись, проследила за полётом иглы в пепельницу. - И когда он вернётся? И, наконец, уполномочены ли вы обсуждать крупные заказы, значимые для его бизнеса?
Обычно вне работы Марджери была свойственна меньшая бдительность, но в условиях, когда речь шла не только о возможном похищении человека, но и о кардинальном нарушении делового этикета, требовалось проявить все свои лучшие качества.

У мисс Тёрнер была одна черта, не совсем удобная для жизни в таком во многих отношениях нелогичном городе, как Виспершир: в рабочее время она воспринимала всерьёз всё, что ей говорили. Поэтому сейчас поток сознания кондитера подозрительного вида буквально сбил Маржери с ног смял её хуже любого урагана. Некоторое время она смотрела на Грэхема остекленевшим взглядом, пытаясь осмыслить услышанное.
- Ах, уехал... - только и сказала мисс Тёрнер и, едва произнеся это, осознала, что весь этот балаган не объясняет отсутствие мистера Бёрка.
Какое торнадо в этих широтах, какое землетрясение? И, главное, какой её твист, если он лет пятнадцать, как вышел из моды, уж ей и не знать. Марджери гордо вздёрнула и без того вздёрнутый нос и пощупала пуговицы жакета: под взглядом Грэхема отчего-то очень хотелось проверить, крепко ли они пришиты. Следовало немедленно взять себя в руки и, если уж придётся противостоять маньяку под маской кондитера, то делать это осторожно и тонко.
- Ничего не знаю ни о каких манекенах, - решительно заявила мисс Тёрнер, решив, что безумие надо останавливать, иначе оно распространится. - И тем более не имею представления о безруких женщинах. У вас какие-то удивительно неудачные и небезопасные метафоры, мистер Грэхем, - она хотела сказать "не законопослушные", но решила не выглядеть слишком чопорно. - С лимоном, пожалуйста.
От чайника исходил приятный, хоть и далеко не чайный запах. Марджери решила пока не обращать внимания на эту странность и по мере возможности осмотреться в кондитерской, чтобы по косвенным признакам проверить, не заперт ли связанный по рукам и ногам мистер Бёрк в задней комнате.
Впрочем, мистер Грэхем почти сразу отвлёк свою гостью от детективных изысканий, последовательно заявив сперва о полномочиях, а потом о творческом кризисе, стремящемся к ещё более плачевной стадии. Услышав эти слова, Марджери, которая о того внимательно созерцала торт-место преступления, развернулась к кондитеру.
- Как?! - вопросила она, угрожающе сверкнув глазами. - Вы уполномочены, но при том не желаете взять на себя ответственность, мистер Грэхем?! И считаете что-то там творческое, или как вы это назвали, реальным препятствием к работе на благо фирмы?
Марджери ошарашенно взирала на Грэхема, всё больше напоминая глубоко скандализованный сталагмит. Демонстрация "По-настоящему последнего звонка" заставила было шевельнуться её первоначальные подозрения, однако всё перекрывала пугающая мысль: возможно, мистер Грэхем вовсе не маньяк. Всё гораздо хуже, и он - обыкновенный разгильдяй.
Идея, что подобный человек может находиться так близко к мистеру Бёрку, его изделиям и капиталам о того возмутила и захватила мисс Тёрнер, что смысл сетований кондитера стал ей ясен не сразу. Опомнилась Марджери только тогда, когда увидела стол, весьма фривольно накрытый красной тканью.
- Прилечь?! - яростно вопросила мисс Тёрнер. - Мистер Грэхем, мне кажется вы преувеличиваете роль живой натуры в кондитерском искусстве. И вообще, я не лежу в рабочее время! Ни ради искусства, ни ради благотворительности, ни ради государственной безопасности.
Хотя если ради государственной...
Додумать Маджери сама себе не дала: сделав из чашки, которую всё это время судорожно сжимала в руке, она почувствовала всю сорокаградусность содержимого, зашлась кашлем и уставилась на кондитера с явным намерением испепелить.

Мисс Тёрнер не могла взять в толк, что их её слов могло придать улыбке мистера Грэхема такой подозрительно неделовой вид. Отчаянно хмурясь и силясь подавить разошедшийся кашель, она изо всех сил старалась сохранить баланс между внутренним и внешним достоинством, дабы хоть что-то противопоставить опасному и глубоко противоестественному легкомыслию кондитера. А то, насколько он подвержен этому разлагающему свойству человеческой натуры, мистер Грэхем только что явно продемонстрировал, вложив столько отвращения в слово "ответственность".
Прокашлявшись, Марджери поставила чашку на стол, покачнулась на каблуках, решительно одёрнула жакет и набрала в грудь побольше воздуха. Она намеревалась немедленно, прямо здесь и прямо сейчас, воззвать к той доле чувства долга, достоинства и, конце концов, приличия, которая должна содержаться в каждом человеке, пусть и в крохотном объёме. Впрочем, то, как беззастенчиво мистер Грэхем угостился напитком прямо из чайника, заставило её усомниться в значимости для него какого бы то ни было достоинства. Тем не менее, отступить значило бы совершить шаг бесполезный для муниципалитета и позорный для её репутации, ведь неудача - серьёзное отягчающее обстоятельство для отсутствия на рабочем месте в рабочее время.
- Да будет вам известно, мистер Грэхем, что наш муниципалитет всегда с уважением и пониманием относился к творческим людям и тем, безусловно серьёзным проблемам, которые они испытывают в работе и которые недоступны пониманию обычных клерков, - это было сказано, чтобы достичь сразу трёх целей: напомнить о позиции муниципалитета, подчеркнуть многогранность и широту взглядов царствующего мэра, а также пристыдить кондитера тем, что его отношение к окружающим отличается далеко не в лучшую сторону от отношения этих самых окружающих к нему самому.
Марджери выдержала не большую, но, как ей самой показалось эффектную паузу, ещё раз покачнулась на каблуках и на всякий случай одарила мистера Грэхема победительной улыбкой. Как известно всему Висперширу, ничто, кроме и никто, кроме мистера Пайтона, не могло остановить мисс Тёрнер, впавшую в раж резонёрства. Сейчас же резонёрство, похоже, определяло успешность выполнения рабочей задачи, а потому Марджери незамедлительно впала в раж.
- Как я уже говорила, муниципальной власти в высшей степени не чуждо уважение, - страстно проговорила мисс Тёрнер, глядя в глаза кондитеру. - Тем не менее, любое творчество, особенно прикладное, каковым по моему стойкому мнению, является кондитерское искусство, должно существовать в определённых рамках. Непозволительно творческому кризису принимать столь разрушительные масштабы и облик, как это происходит у вас, да ещё и усугубляться употреблением алкоголя, - она выразительно взглянула сперва торт-сублимацию маньяка, потом на чайник с двойным дном, затем снова посмотрела на Грэхема. - Дело не может ждать до октября ни в каком случае, это исключено. Мы должны всё обсудить, не сходя с места. Я же со своей стороны готова приложить усилия, чтобы вернуть вам рабочий настрой.
Под конец тирады Марджери настолько прониклась серьёзностью своей задачи, что её глаза засверкали страстью, достойной дебатов на рабочем совещании. Бдительность же уснула настолько глубоко, что только высказав всё необходимое, мисс Тёрнер осознала страшную правду: мистер Грэхем не только не убрал с её спины руку, он ещё и одарил её колени внимательным и не слишком джентльменским взглядом. Это было до того обескураживающе несвоевременно, что Марджери на пару секунд засомневалась в линии своего поведения.
- Отличный виски сближает, - на всякий случай согласилась мисс Тёрнер, вновь вспомнив подозрения насчёт маниакальности кондитера, потом опасливо прибавила: - Но не кажется ли вам, что наше сближение становится чрезмерным для ланча и куда как больше подошло бы для ужина?
Если мистер Грэхем согласится с несвоевременностью своих действий, то, возможно, на его нормальности ещё рано ставить крест. Пока же не мешало бы предпринять какие-нибудь отходные манёвры. Мисс Тёрнер, стараясь не демонстрировать ни подозрений, ни признаков паники, сделала полшажка в сторону.

Мисс Тёрнер никогда не сомневалась в своих ораторских способностях, но всё же не взяла бы на себя смелость утверждать, что её искусство в этой области способно поражать, потрясать и вводить в ступор. Разве что оно могло бы пробудить тень совести в душе не совсем безнадёжного тунеядца или призвать к порядку клерка, по весне забывшего о своих обязанностях. Поскольку мистер Грэхем явно не был клерком и с большой долей вероятности относился к тунеядцам безнадёжным (или, по крайней мере, к безудержно вдохновенным натурам, что, в сущности, одно и то же), его реакция резонёрскую тираду изрядно удивила мисс Тёрнер. Кондитер выглядел так, будто его только что поразило громом или гневом Господним, причём сам господь где-то неподалёку и грозится из-за угла при случае наподдать посильнее. Впечатлённая успехом своей атаки, Марджери именно так истолковала остекленевший взгляд сотрудника мистера Бёрка и его готовность столь смиренно соглашаться с её сентенциями, ведь ещё минуту назад мистер Грэхем являл собой воплощение беспорядка и противоречия. Слегка склонив голову к плечу, мисс Тёрнер окинула кондитера оценивающим взглядом, пришла к выводу, что покорность идёт ему больше, чем бунт. Размышлять на эту тему дальше Марджери сочла слишком вольным, решила проанализировать свой ораторский успех чуть позже и немедленно ринулась развивать его дальше, тем более, что основное согласие уже получено.
- Просто прекрасно, что вы согласны со мной, сэр, - мисс Тёрнер просияла улыбкой, на сей раз довольной и в высшей степени одобрительной. - Я не сомневалась, в конце концов мы найдём общий язык и превосходно поймём друг друга в рабочих вопросах.
Марджери была так рада внезапно возникшему взаимопониманию, что ощутимо ослабила бдительность и упустила из виду момент, когда мистер Грэхем вернулся из ступора. Поскольку своё возвращение он ознаменовал новой попыткой укрепить взаимопонимание в вопросах, далёких от деловых, мисс Тёрнер всерьёз задумалась о том, чтобы тактически отступить и прижаться спиной к стене. Впрочем, это было бы слишком явной и невежливой демонстрацией того, насколько она не одобряет действий кондитера. Возможно, это ранило бы чувства творческого человека и снова пробудило бы в нём бунтарские настроения, что ни в коем случае не пошло бы на пользу едва начавшемуся конструктивному диалогу. Рассудив так, Марджери не стала уклоняться ни от поглаживаний, ни даже от непозволительно интимного прикосновения к застёжке. Она со стоической любезностью воззрилась в лицо мистеру Грэхему и была вознаграждена тем, что он, похоже, всё же ощутил прилив вдохновения и предпочёл её обществу компанию торта.
Поскольку любопытство сильно даже в дисциплинированных государственных служащих, мисс Тёрнер, стараясь не дышать и не стучать каблуками, последовала за кондитером к его рабочему месту и вытянула шею, чтобы увидеть происходящее на вершине торта.
- Я слышала, что филиппинская мастика внесена в реестр запрещённых колониальных товаров, - поделилась она с мистером Грэхемом, вполголоса, чтобы не спугнуть музу. В действительности мисс Тёрнер просто считала маршмеллоу более изящным и нежным украшением, но ни за что не призналась бы в столь розовом и несерьёзном пристрастии.
Наблюдая за работой кондитера, она окончательно уверилась в том, что признаться значило бы бесповоротно сбить ему рабочий настрой: судя по энергичности и выбранным цветам, творил мистер Грэхем в лучших традициях королевских кондитеров-декадентов.
Итог труда впечатлил Марджери и, вероятно, смутил бы её, если бы мисс Тёрнер не считал смущение непозволительным для деловой женщины. Несколько секунд она пребывала в ступоре, пытаясь подобрать корректные, искренние и одновременно одобрительные слова, потом посмотрела на автора.
- Какая интересная работа. Весьма... оригинальная элегантность. И элегантная оригинальность, - Марджери любезно улыбнулась, с некоторой опаской созерцая кондитерское изделие с хлыстом. - Должно превосходно сочетаться с красным вином, как мне кажется.
Одобрение ли свалило мистера Грэхема с ног или банальная творческая опустошённость, но, будучи повержен, он добрался-таки до самого главного, до того, ради чего мисс Тёрнер сюда явилась. Это не могло не воодушевлять, и Марджери воодушевилась.
- Мистеру Пайтону необходимо полное кондитерское оформление банкета, - из сумки в мгновение ока был извлечён объёмистый блокнот для записей. - Банкет посвящён его дню рождения, что и должно задать основную тему десерту. Необходимо четыре больших торта, выполненных в разных стилях и двадцать дюжин разнообразных пирожных. Стили больших тортов я предполагала обсудить с мистером Бёрком лично, но, раз его нет, может быть, мы могли бы обсудить это с вами, сэр? Вы так давно работаете кондитерской сфере, что у муниципалитета нет сомнений в вашей компетентности, - Марджери покосилась на только макабрический торт, и в её взгляде отразилось, что у неё самой есть если не сомнения, то смутные опасения.
Оставалось надеяться, что нестандартность работы мистера Грэхема порождена нестандартными же идеями, которые мисс Тёрнер успешно загонит в приличествующие рамки.